Крестьяне, бонзы и бомбы

— Добрый вечер. Хеннинг. Добрый вечер, господин советник юстиции. Позвольте представиться. Штуфф, редактор. Можно к вам присесть? — Штуфф усаживается. — Вот и я, сын мой.

— Вижу, — говорит Хеннинг. И поясняет: — Господин Штуфф работает в альтхольмской «Хронике», господин советник юстиции.

«Угадал!» — думает Штуфф. И говорит: — Рабо-тал. Работал в «Хронике».

— Что значит, «рабо-тал»? Вы ушли?

— А что делать? Кто же вам будет завтра готовить для «Бауэрншафт» судебную стряпню?

— Но дорогой господин Штуфф! Мы ведь давно нашли замену. Я взял бы вас с превеликим удовольствием, но мне и в голову не приходило, что вы освободитесь. Ведь о таких вещах заранее сообщают письменно или хотя бы по телефону.

— Бросьте! Неужели вы собираетесь поручить репортаж о процессе какому-то зеленому юнцу, который ни о чем понятия не имеет?

— Он вовсе не зеленый, приехал из Берлина, с опытом.

— Но он ничего не знает о крестьянах. Репортаж о процессе дам я. Мальчик пусть занимается провинцией и местной рубрикой, с этим у вас в «Бауэрншафт» из рук вон плохо.

— Но это обойдется нам слишком дорого! — волнуется Хеннинг.

— Дорого! Понятно, не дешево. Я стою шестьсот в месяц и заключаю с вами договор на пять лет, — добродушно заявляет Штуфф.

— Вы рехнулись, — говорит Хеннинг. — Какой нам смысл это делать?

— Сделаете, — убежден Штуфф. — И с удовольствием.

— Конечно, было бы желательнее, чтобы репортаж о процессе писал человек местный, — высказывает свое мнение адвокат.

— Тогда все в порядке. В ближайшие дни заключим договор с представителями «Крестьянства», мой мальчик. А на сегодня мне достаточно вашего обещания.

Хеннинг задумывается.

— Ну хорошо, — соглашается он наконец, — пиши репортаж. Об остальном после потолкуем.

— Правильно, мой мальчик, — невозмутимо говорит Штуфф. — Через три недели вы будете мечтать о таком журналисте, как я. Мне-то спешить некуда… Ну, а что касается процесса, вы думаете на нем присутствовать или смоетесь?

Вопрос был задан, пожалуй, слишком в лоб. Адвокат поморщился, а Хеннинг промолчал.

— Вот что я вам скажу, Хеннинг, — продолжает Штуфф. — Оставайтесь-ка здесь. Так лучше для обвиняемых, да и вы ничем не рискуете.

— Вы так думаете? — сомневается Хеннинг.

— Не думаю, а знаю. Один асессор из «Стального шлема» дал мне заглянуть в ваше «дело».

— Прошу прощения, господа, — перебивает их адвокат, поднимаясь, — туалет, кажется, в той стороне?

Он удаляется. Оба оставшихся смотрят друг на друга.

— Не валяйте дурака, Штуфф, — нарушает молчание Хеннинг. — Что там написано?

Штуфф сияет: — Что вы хороший, чистый, славный мальчик. Ненаглядное дитятко. Еще не родилась та муха, которую вы обидите.

— Черным по белому?

— Черным по белому: ни о прошлом, ни о прежних судимостях ничего уличающего. И о бомбах там тоже ни гугу.

— Что ж, пожалуй, так и должно быть, — с неожиданной наглостью заявляет Хеннинг.

— И что бы вы делали без вашего старого пропойцы Штуффа, мой мальчик, — отвечает тот, скептически глядя на Хеннинга.

6

Тредуп работает сверхурочно.

Уже двенадцатый час ночи, а он еще торчит в редакции, сочиняет статью о сегодняшнем вечере.

«За полицию? Против полиции? За полицию? Против полиции?

Хоть на пальцах гадай.

Конечно, лучше всего золотая середина: совершенно правы национал-социалисты, крепкие, славные ребята. Они вызывают симпатии. К тому же у них стащили кассу, а самих в кровь избили.

Совершенно неправы коммунисты, они всегда громко орут, глядят на тебя так, будто сейчас ударят, хвастаются саблей и, словно первохристиане, все время проповедуют вещи, до которых никому нет дела.

Полиция права только наполовину. Во-первых, ей следовало прибыть туда раньше. Но, с другой стороны, она не могла знать заранее, что коммунисты совершат нападение. Во-вторых, ей надо было действовать смелее, но, с другой стороны, у нее в самом деле мало сил. И в-третьих, скандала с саблей вообще нельзя было допускать, но может быть, ее и вправду только что нашли?

Итак, в целом это был черный день в истории Альтхольма, не совсем, но почти такой же плохой, как двадцать шестое июля».

Тут его рассуждения прерывает телефонный звонок. Ночью, чуть ли не в двенадцать.

Тредуп снимает трубку: — Редакция «Хроники».