На вопрос, побудило ли это демонстрантов к совершению противозаконных действий, мы должны ответить отрицательно. Напротив, как Падберг, так и Хеннинг, позаботились о том, чтобы демонстранты сохранили спокойствие и продолжали шествие.
Ровер оказал определенное сопротивление, причем превысил пределы необходимой обороны.
Хотя и установлено, что некоторое количество сельских жителей участвовало в столкновении возле памятника героям, это обстоятельство имело бы решающее значение, если бы нападающей стороной были крестьяне. Действия полиции, однако, противоречат этому. Можно считать вероятным, что Фрерксен не справился с ситуацией, что он потерял голову и действовал без всякого плана. Он избрал самое неудачное место для задержания шествия. Не дал он каких-либо точных инструкций и своим подчиненным, заставив действовать наобум. Вполне понятно, что они были раздражены. К демонстрантам они приблизились без начальника. И сразу же ввязались в драку.
Доказано, что Хеннинг, лежа на земле, отбивался ногами. Но полиция к тому моменту уже вышла из рамок своих служебных обязанностей, она утратила всякую самодисциплину и била куда попало.
(Сильное волнение в зале.)
— Подсудимого Цибуллу следует признать оправданным, поскольку не доказано, что он подошел к полицейскому не с целью навести справку, а с каким-либо другим намерением. Показаниям одного свидетеля, будто подсудимый ударил полицейского палкой или зонтом, противостоит ряд других свидетельских показаний о том, что он лишь робко подергал полицейского за мундир. Только состоянием сильнейшего заблуждения и безрассудства, в котором пребывала полиция, можно объяснить тот страшный удар, нанесенный подсудимому.
(Вновь сильное волнение в зале.)
— Подсудимые заслуживают значительного смягчения наказания. Тем не менее суд избрал мерой наказания тюрьму, потому что их поведение могло иметь чрезвычайно опасные последствия. В пользу их говорит, впрочем, то, что они были убеждены в своей правоте. Знамя было для них символом. А Хеннинг претерпел жестокие побои за этот символ, он рисковал не на шутку.
Крестьяне вели себя спокойно. Ни полиция, ни движение «Крестьянство» не намеревались провоцировать друг друга. Обе стороны оказались в этой ситуации непреднамеренно, и те и другие не справились с ней.
По упомянутым причинам суд решил знамя не конфисковывать.
Осужденным назначается испытательный срок в течение двух лет после отбытия наказания.
— Поздравляю, — шепчет Хеннинг Падбергу.
— Хорошо тебе смеяться, — отвечает тот. — А на мне еще бомбы «висят». Надо быстрее сматываться.
— Сегодня же смоюсь. Испытательный срок лучше пройти за границей.
— Слава «Крестьянству», камрад!
— Слава «Крестьянству»!
— Ну что, доволен ты наконец? — спрашивает Блёккер Штуффа.
— Доволен, доволен, — ворчит тот. — Приговор — так себе, компромиссный, лоскутный, «с одной стороны — с другой стороны». Объективно полиция не права, но субъективно права. Ну как я подам такой приговор крестьянам?
— Тебе бы хотелось, чтобы им дали на всю катушку?
— Разумеется! Несколько лет, не меньше! Вот это был бы материал для пропаганды. А так — рыхлятина какая-то…
— Да уж, спасибо, — говорит муниципальный советник Рёстель. — Прямо хоть сейчас иди к этому зубному слесарю, Цибулле, и спрашивай, какую мы ему должны назначить пенсию.
— Деньги еще не самое худшее, — вздыхает асессор Майер. — Но вот мой шеф, господин губернатор Тембориус! Три недели тюрьмы и полиция, утратившая самодисциплину. Что будет!
— Прокуратура безусловно опротестует приговор.
— И через полгода нам снова придется пережевывать всю грязь. Удовольствие, а?
— Пойдем, Анна, — говорит старший инспектор Фрерксен. — Все на нас глаза пялят.
— Не обращай внимания, Фриц, председатель сказал, что право было на твоей стороне. Знамя ты конфисковал законно.
— Ладно, ладно.
— А что ты голову потерял… Попробовал бы он постоять перед тремя тысячами крестьян. Задним умом все крепки. Ты правильно сделал.
— Ну да, да… Хотел бы я знать, кто теперь будет моим начальником?
— Вот это мне нравится, — говорит полковник Зенкпиль старшему лейтенанту Врэдэ. — Такой юрист и не чувствует, что, ругая полицию, он наносит вред государству. Ну ладно, муниципальная полиция оплошала, и Фрерксен — размазня, натворил бог знает что; но говорить об этом публично — где же тогда авторитет?
— Ничего себе: три недельки, две… нам бы так, а, товарищ? — спрашивает Маттиз. — Вот увидишь, за то, что я спрятал саблю Фрерксена, мне дадут самое малое год.
— Дадут, дадут.
Старший прокурор: — Это на него похоже.
— Приговор ведь не окончательный, — утешает помощник.
— Нет, разумеется, нет. Но пока побежденные мы.
— Надо немедленно что-то сделать, чтобы укрепить позиции прокуратуры.
— Что вы предлагаете?
— Давайте отправимся тотчас в полицию и снова конфискуем знамя «Крестьянства».
— Хорошо. Очень хорошо… Господин асессор, можно вас на минутку?.. Мы хотим выразить свое отношение к этому приговору, и решили, во избежание повторных эксцессов, вновь конфисковать крестьянское знамя.