Крестики и нолики

По данным источников из Освободительного Ополчения, движение охвачено паникой, поскольку возникло подозрение, что в его ряды затесался двойной агент, который, как полагают, работает на правительство. По непроверенным данным, этот человек занимает в движении весьма высокий пост. Наши источники сообщают, что всякая деятельность ОО приостановлена до обнаружения «крота».

Редакционный комментарий см. на стр. 7

«Молодчина, Джуд», – подумал я. Если это Джуд. Если он еще жив.

Добраться до самого Генерала было невозможно, поэтому, чтобы дать ему знать о наших подозрениях, нужно было осторожно пустить слухи в нужных местах и кое с кем переговорить с глазу на глаз. Мне оставалось лишь надеяться, что Генерал схватит Эндрю Дорна прежде, чем тот заметет следы или исчезнет. Я смял газету и бросил в мусорную корзину возле узкой койки. Какой смысл читать новости? Никакого. Я снова подумал о своей сестре Линетт. Как ни странно, в последнее время я думаю о ней все чаще и чаще. Она всегда была рядом. Она делала нашу домашнюю жизнь вполне сносной. Каждый раз, когда я думал, что больше не могу, она улыбалась или брала меня за руку – и буря у меня внутри сразу унималась. После того как она погибла, я в глубине души презирал ее за трусость. И еще ненавидел за то, что она бросила меня. Я думал только о себе. А теперь я думал обо всем, что Линетт пришлось испытать. А я допустил, чтобы все случившееся со мной убило во мне человека. Бей другого, пока он тебя не ударил – вот каким был мой жизненный принцип. Вот как я обращался со всем миром вокруг. Линни нашла более удачный выход из положения. Отключиться и ждать, когда будешь готов включиться снова. Но она так и не стала готова. Может быть, поэтому она и умерла. Ее слишком рано выдернули из воображаемого мира.

– Слышь, там к тебе посетитель, – сказал мне Джек, мой надзиратель.

– Посетитель?

Джек угрюмо кивнул. Он был Крест, но за то недолгое время, которое я пробыл в тюрьме Хьюметт, мы подружились. Уверен, так нельзя. Но если Джек не против, разве я стану возражать? Я поглядел на него. Судя по лицу, этому посетителю я вряд ли обрадуюсь. Я понятия не имел, кто это мог быть. С тех пор как меня посадили в тюрьму Хьюметт, посетителей ко мне не допускали, поэтому мне стало, мягко говоря, интересно.

– Мужчина или женщина? – спросил я.

– Мужчина.

– Надо полагать, отказаться я не могу?

Джек снова кивнул.

– Ладно, – я взял футболку. – Только оденусь…

– Ни к чему. Тебя не поведут в зал для свиданий. Он сам к тебе придет.

– Сюда?

– Ага!

Я все равно натянул футболку. Днем в камерах было жарко, как в духовке, и хотя нам полагалось быть одетыми, надзиратели по большей части смотрели сквозь пальцы, если мы раздевались до пояса. Я снял футболку, когда она начала липнуть к потной коже, как кухонная пластиковая пленка. В коридоре загремели шаги. Мужские шаги – решительные, тяжелые. И, судя по звуку, яростные. Я стоял и ждал. Потом за решеткой показался человек. У меня отвисла челюсть. Камаль Хэдли. Вот уж кого я не ожидал увидеть!

Он вошел в мою камеру. Джек остался снаружи. Камаль был в асфальтово-сером костюме и ярко-синей рубашке с галстуком в тон. Черные туфли были так начищены, что я видел в них отражение лампы дневного света под потолком.

– Можете оставить нас, – распорядился Камаль, не сводя глаз с моего лица.

– Но это… – начал было Джек.

Камаль повернулся к нему и одним взглядом отмел все возражения. Джек двинулся прочь по коридору. Я подумал, что сейчас удобный момент вырубить Камаля и убежать по коридору. Но далеко ли я убегу? Тогда я подумал, что сейчас удобный момент просто вырубить Камаля – так, за все хорошее. Соблазн был, безусловно, велик.

– Уверен, ты догадываешься, зачем я здесь, – сказал Камаль.

Вообще-то нет, поэтому я промолчал.

– Я здесь, чтобы предложить тебе сделку, – продолжил Камаль.

– Какую сделку?

– Если ты сделаешь, как я скажу, я добьюсь, чтобы тебя не повесили. Тебя приговорят к пожизненному заключению, и я добьюсь, чтобы ты пробыл в тюрьме лет восемь-десять, не больше. Выйдешь еще молодым, вся жизнь будет впереди.

Камаль говорил, а я изучал его. Ему было тошно тут находиться, ему было унизительно просить меня о чем бы то ни было – и ему было трудно скрыть, как ему все это отвратительно. От этого я улыбнулся про себя. У меня есть что-то такое, что ему очень, очень нужно. Только вот что?

– Что же я должен сделать ради всех этих… щедрот?

– Я хочу, чтобы ты публично заявил, что похитил и… и изнасиловал мою дочь. Хочу, чтобы ты признался во всем, в чем тебя обвиняют. Перестань все отрицать.

– Зачем?

Сначала я думал, что Камаль не ответит. Я ждал. Я-то могу ждать хоть до конца света. Мне некуда спешить.