Крестики и нолики

Если бы только удалось унять круговерть в голове! Если бы только можно было всего на несколько часов отгородиться от всех и от всего на свете! Всего-навсего поспать, чтобы потом нормально думать. Но отключиться я не могла. Два часа я без толку металась и ворочалась, кого только ни считала – от овец до кольцехвостых лемуров, – но наконец сдалась и села, сна ни в одном глазу. Поглядела на серебряный будильник на тумбочке, который получила несколько месяцев назад от отца в подарок на четырнадцатилетие. Наверное, сам он своего подарка даже не видел. Было еще довольно рано. Я рано ушла спать, в основном потому, что мама велела, но сегодня меня не убаюкивало даже мерное тиканье секундной стрелки, отсчитывавшей время. Слава богу, мама цела и невредима. Когда прогремел взрыв, она еще убирала в багажник покупки. Все вокруг центра засыпало битым стеклом, в том числе и почти всю парковку. И мама в жуткой панике только и могла, что звать меня – снова и снова. А когда увидела меня, бросилась навстречу и схватила в охапку так порывисто, что даже приподняла немного. Но мы остались целы, чего совсем не скажешь о множестве несчастных, находившихся внутри «Дандейла», когда бомба взорвалась.

– Давай посмотрим, вдруг мы можем помочь, – сказала я тогда.

– Ни за что. Мы уезжаем. Сейчас же, – отрезала мама.

И сколько я ни уговаривала ее, она стояла на своем. Хотела, чтобы мы оказались как можно дальше от «Дандейла» – и как можно скорее. Я сомневалась, разумно ли ей в таком состоянии садиться за руль, но мы умудрились благополучно добраться до дома. Потом мама потребовала, чтобы я дала ей подробно себя осмотреть, но, не считая синяка на лбу и двух-трех ссадин на локтях и коленках, все у меня было цело – снаружи.

А внутри – я никак не могла выбросить из головы, что Каллум знал про бомбу. Скорее всего, он спас мне жизнь. Но иногда я жалела об этом. Иногда.

Я со вздохом встала и побрела вниз, в кухню. Наверняка там найдется какое-нибудь средство, чтобы поскорее заснуть. Стакан горячего молока, например. Мама у себя в комнате, а Минни уехала на выходные к лучшей подружке.

В кухне было темно и тихо – и от этого мне, как ни странно, стало спокойнее. Я взяла стакан из шкафчика и направилась к холодильнику. Открыла – и меня залило ярким светом.

Чего бы попить? Горячего молока или холодного апельсинового сока? В дверце стояла недопитая бутылка шардоне. Я достала ее, взболтала золотистую жидкость. Жизнь моей мамы была в этой бутылке и других таких же. Наверное, мама сейчас наверху и пьет, чтобы забыть сегодняшние события. Пьет, чтобы о многом забыть. Я немного подумала, а потом плеснула себе чуть-чуть, на донышко. От первого глотка я едва не поперхнулась. Чистый уксус. Что только мама находит в этой гадости? Я глотнула еще. Должно же быть в этом что-то хорошее, раз мама его так любит. Еще глоток. Еще. И еще. Я подлила себе вина – на сей раз полстакана. Выпила, медленно, но не отрываясь. Когда стакан опустел, шардоне уже не казалось мне таким уж невкусным. И от него возникало такое забавное ощущение: внутри становилось приятно. Тепло и мягонько. Я налила целый стакан и двинулась наверх, в свою комнату. Сидела в постели, попивала вино и чувствовала себя прямо до ужаса взрослой, а вино словно бы мягко окатывало меня, проливалось сквозь меня, заполняло меня. В голове, внутри, все потихоньку закачалось. Туда-сюда, медленно убаюкивая меня.

Наконец я поставила опустевший стакан и свернулась под одеялом. На этот раз мне не пришлось даже задумываться, как бы заснуть. На этот раз я отключилась от внешнего мира, едва голова коснулась подушки.

И крепко заснула.

Глава 52 • Каллум

Больница Милосердия? Несмешная шутка. Отделения травматологии и скорой помощи трещали по всем швам, и не только они. Похоже, почти все пациенты были нулями – пострадавшими из торгового центра. Раненые, чье состояние считалось легким. Кругом плакали, ругались, одна женщина вскрикивала каждые пять секунд, и никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Пахло мощной дешевой дезинфекцией. Запах был такой сильный, что я прямо чувствовал его вкус где-то в горле, но он все равно не заглушал более мерзкие запахи рвоты, крови и мочи, как ни крути. Изо всех щелей веяло едва сдерживаемым хаосом. Все медсестры и врачи, кроме одного, были нулями. Мне стало интересно, что делает доктор-Крест в больнице для нулей. Мостит себе дорогу в рай, не иначе. Я покосился на брата. Это ведь из-за него вокруг царит кровавая кутерьма. Каково ему сейчас – знать, что все это его рук дело? Но он не смотрел вокруг. Он смотрел под ноги, будто его взгляд навсегда прилип к одной точке.

– Мама, ты как?

– Жить буду.

Мама сидела на твердокаменной скамейке и с застывшим лицом сосредоточенно баюкала раздутый сине-фиолетовый палец. Выглядел он ужасно. Я все посматривал украдкой на маму и не понимал, почему она не плачет. Ведь больно, наверное, просто кошмар.

– Мама, ты точно в порядке? – спросил Джуд, подняв наконец голову.

– Да.

Через десять секунд:

– Ты как, мама?