Крестики и нолики

Учиться было труднее, чем в Хиткрофте, поскольку в Чиверсе никто меня не подгонял и приходилось самой себя подгонять. В первые несколько месяцев я ужасно тосковала по дому. Я и до сих пор тоскую, если разрешаю себе слишком долго вспоминать о доме, просто стараюсь такого больше не допускать – по возможности. Все новогодние каникулы я провела у Жаклины, а пасхальные – с Робин на горнолыжном курорте. Это было прекрасно. Естественно, я говорю с мамой по телефону, и она несколько раз приезжала проведать меня, но пока что мне удается не возвращаться домой.

И я вступила в правозащитную организацию. Мы – Кресты, стремящиеся изменить систему. Но нам надо быть осторожными. Мы принесли клятву и сейчас, и в будущем делать все, что в наших силах, ради подлинной интеграции нулей и Крестов. По-моему, все мы понимаем, что добиться осязаемого прогресса можно, лишь дождавшись, когда все старичье вымрет, а на их место придут новые люди с новым мышлением. Старичье вроде моего отца, неспособное выйти за рамки представлений о том, что когда-то нули были нашими рабами. С отцовской точки зрения нули ни на что больше не годны. Эта правозащитная организация, в числе прочего, помогает мне держать себя в руках в Чиверсе. Она побуждает меня хорошо учиться, добиваться успехов. Благодаря нашей группе мне удалось сохранить рассудок. Как жаль, что у моей сестры не оказалось в жизни ничего похожего – ей не во что верить.

Я давно тешу себя мыслью, будто существует ограниченное число людей со своими представлениями, которые портят жизнь всем остальным. Но сколько их должно быть, таких ретроградов, чтобы оказалось, что предрассудками одержимы не отдельные люди, а общество в целом? Дело даже не в том, что большинство Крестов предвзято относятся к нулям. Я в это до сих пор не верю. Просто все словно боятся публично заявить, что так нельзя. И когда я говорю «все», я имею в виду и себя тоже. Никому не хочется высовываться из окопа. Наша группа хотя бы понимает, что система устроена неправильно. Мы хотя бы пытаемся что-то с этим сделать, пусть и действуем из-за кулис. Мы надвигаемся медленно, но неумолимо, будто безжалостное войско термитов, пожирающее прогнившие стены. И мы победим. Каждый из нас верит в это по той простой причине, что иначе нельзя.

Через несколько месяцев членства в группе я начала всерьез и подолгу думать о том, как бы пригласить к нам Минни, но в конце концов решила, что не стоит. Минни остается всего год в школе, и, судя по двум нашим разговорам, жить дома ей, мягко говоря, сложно. Она твердо решила поступать в университет как можно дальше от дома, но мама плачет или закатывает истерику при любом упоминании об этом. Так что я рада, что успела уехать первой. Эгоистично, но факт.

По словам Минни, мама по-прежнему выпивает. А я – нет. Даже если кто-нибудь из девочек притаскивает вечером в дортуар бутылку-другую, я не прикасаюсь к этой отраве. Я себе не доверяю. Спрятаться в бутылке проще простого, а вот вынырнуть обратно – нет. Кроме того, это тоже часть моего прошлого. А я строю свое будущее.

Будущее без Каллума.

Я решила стать юристом. Но работать буду только с теми делами, в которые верю сама. Я стану новой Келани Адамс. Я буду бесстрашно высказывать свою точку зрения и стану такой знаменитой и популярной, что никто не сможет ко мне и пальцем притронуться. Ни правительство, ни ПЭС – никто. Как здорово, что у меня наконец появился какой-то стержень в жизни.

Да, я думаю о Каллуме. Часто. Но я перестала бесконечно крутить в голове одни и те же мысли и прекратила жаждать невозможного. Может, в какой-нибудь иной жизни в параллельной вселенной мы с Каллумом смогли бы быть вместе, как нам суждено. Но не здесь. И не сейчас.

И это тоже неплохо. Он решил жить своей жизнью, вот и я теперь буду жить своей.

Интересно, он вспоминает обо мне хоть иногда? Сомневаюсь, но случается, когда я делаю уроки, мою голову или стригу ногти на ногах, я вдруг замираю на секунду и задумываюсь об этом.

Но только на секунду.

Или две.

Глава 90 • Каллум

Папа как-то сказал про Освободительное Ополчение одну интересную вещь. Он сказал, что, раз заполучив человека, они его уже не отпустят. За эти два года я понял, что это значит. Начинал я не более чем связным, но был инициативным и сообразительным. Скоро я начал двигаться вверх по карьерной лестнице. Из связного стал подручным – исполнял приказы всех и каждого в своей ячейке, где было шестеро мужчин и три женщины. Из подручного меня сделали рядовым, а потом я дослужился до сержанта и перевелся в другую ячейку. Сержант в девятнадцать лет – мне было чем гордиться.