Крестики-нолики

В один из вечеров, когда мамаша-тетка забылась в тяжком сне, Медуница боком да ползком пробралась в дальний угол огромной комнаты, где над жестяной миской с водой сидела женщина с деревянным лицом. Женщина вяло расчесывала широким гребнем свалявшиеся волосы. Медуница подползла так близко, что смогла рассмотреть, как волосы женщины, по которым та проводила гребнем сверху вниз, светлели на глазах, становясь из серовато-грязных бронзовыми. Оживали, казалось, начинали переливаться в глухом, тусклом свете крохотной лампочки. С густых волос сыпалась в жестяную миску с водой какая-то шевелящаяся труха.

Неожиданно погас свет. Вокруг все беспокойно заерзали, зашуршали. Медуница едва не закричала от накатившего на нее страха. Во тьме она потеряла ориентир и не знала, в какую сторону ползти. Попробовала двигаться наугад и сразу же получила несколько острых тычков и слепых ударов локтями и каблуками. Последний удар под ложечку лишил ее чувств. Когда Елена очнулась, свет снова горел и женщина, что монотонно счесывала с волос живую труху, оказалась еще ближе. В животе у Елены жгло, и невыносимо хотелось пить. Но даже приподняться на локти сил не осталось. Носоглотку оплела липкая, удушливая паутина. Дурман отчаяния подсказывал — спасение Медуницы в разгадке тайны пепельной кашицы, что шевелилась в жестяной миске. Напрягшись, Елена попыталась из последних сил рассмотреть странную труху. Сначала она ощутила знакомый, терпкий запах, а потом сокрушительный удар по затылку снова выбросил ее из дотлевающего мира. Когда в себя пришла, услышала яростный шепот мамаши-тетки:

— Хочешь, чтоб мы от тифа сдохли? Вшей тащишь! Чадишь едва, а туда же, в шкоду!

На одном из проселков поредевший этап обогнала колонна мотоциклистов. Рослый фельдфебель, притормозив мотоцикл, сунул в руки Медуницы кулек с пахнущими одеколоном конфетами.

— И ты взяла? И ела? — в который раз возмутился Сергей.

— Я тогда чего хочешь есть могла. А уж конфеты… — устало отвечала девчонка, вновь соскальзывая в страшные дни.

А по сторонам лесных дорог, за безразличными купами лип и кленов, все чаще проглядывали вылизанные, застегнутые на все пуговицы хутора. Ветер изредка доносил обрывки округлой чужой речи.

* * *

День походил на скомканную лужу, которую то и дело выкручивали и отжимали. Удручающий дождь тупо сеялся из стертого неба.

Близнецы, Сергей и Медуница благодаря всесильному обаянию Вити Гешефта в шестой раз смотрели в кинотеатре «Заря» «Новые похождения бравого солдата Швейка». Досконально зная сюжет, они всякий раз начинали награждать друг друга дружескими тычками в предвкушении очередного трюка. Разом подхватывали задиристую песенку неунывающего Швейка: «Сосиски с капустой я очень люблю. Ляфу, ляфу, ляфу…»

При выходе из кино нетерпеливая, гудящая толпа на какое-то время завихрила, оторвала друзей друг от друга.

Кто-то сильный и жилистый обхватил Сергея сзади, прижал, накрыл собой в гуще толпы, что медленно плыла по узкому проходу. Кисти рук Сергея, привычно сжимавшие костыли, внезапно оказались в плотном плену. На темя улегся костистый подбородок. Слегка придавил, прикрывая Сергея от занудливого дождя. Чужие мосластые ноги быстро приспособились к его шагам. Страх настолько обескуражил, парализовал волю, что Сергей не отважился и рта открыть.

— Вникай без шухера, — сипато зазвучал над головой незнакомый въедливый голос. — Иди как поведу. Шуметь не треба. Лыбься, лыбься, будто на сеансе. Больше лыбься — дольше проживешь.

Шли рядом люди, курили, пересмеивались, вспоминая, как охаживала по башке бесноватого ефрейтора вольнодумная тетка Швейка. Те, кто спешил, обгоняя, частенько спотыкались о костыли Сергея, незаметные в плотной толпе. Но никто почему-то не замечал его молящих о спасении глаз. А те, кто оглядывался случайно, думали, должно быть, что хромого мальчишку заботливо ведет старший друг.

Вместе с толпой они прошли насквозь родной двор, пересекли закоулки, ведущие на Пятницкую улицу. Миновали несколько проходных дворов и наконец остановились в синюшной темени извилистого перехода, под сонными лестницами, где и двум взрослым разойтись совсем не просто.

Зигзагообразный переход, начинавшийся на заднем дворе старого шестиэтажного дома, выводил через проходное парадное в узкий проулок, что искривленным отростком загибался к главным воротам Пятницкого рынка. Две лампочки, освещавшие переход-зигзаг, кем-то регулярно вывинчивались, едва начав свою службу.

Властный поводырь вдруг резко развернул Сергея на себя, вырвав из-под мышек костыли, придавил к невидимой стене.

Рядом прозвучал снисходительный смешок Чапельника. Чье-то прерывистое сопение. Хамский басок Юрки Окурьянова.

— Чем больше будешь кобениться, тем сильнее закручу.

Кого-то швырнули к ногам Сергея.

— Ладно, гад, сочтемся! — услышал Сергей из-под ног задавленный хрип Ига.

— Где девка? — спросил голос Чапельника.

— Ушла, неохотно откликнулся Конус. — За старлея спряталась и с концами.

— Упустил… Учтем, — весело предупредил Чапельник. — Значит, поговорим с мужиками. Цыц! Мошка!..