Крестики-Нолики

А я подумала, как когда-то там, в серебристо-зелёном доме, — какие у неё мягкие пальцы.

Только вот она была немного из другой жизни, чем фиалки, конфетные коробки в виде сердца и легкомысленный флирт.

С ней можно было говорить о смерти и трупах, потому, что с ней можно было говорить про что угодно.

Адель любила своих цветочных монстров, а монстры любили устроить охоту за рукой того, кто неосмотрительно решал их потрогать.

Они были совсем не похожи на обычные бестолковые цветы. И никто из них не любил конфет — ни Адель, ни монстры, ни трупы.

Адель была тут, по эту сторону забора, где рулила реальность.

А где-то там, на вольных просторах мечты, где обитало это создание, косяками водилось кружевное бельё, розовые ленточки, духи со сладким запахом, который волновал плоть, и фарфоровые статуэтки полуобнажённых нимф. Шёлковые чулки, поцелуи, похожие на крылья бабочек, пальчики, пахнущие смесью опиума и лакрицы, которые хотелось прижимать к губам, таинственные альковы… и, дьявол меня подери, секс.

Тупой животный секс, от которого у кого угодно могло снести башку, к едрене фене и ко всем чертям преисподней. Запах секса ещё висел в воздухе, несмотря на то, что танцующие глазищи с воздушным именем Эли были уже далеко.

Хотя кто-то, наверное, подумал бы, что это всего лишь её духи…

У меня в висках застучал пульс, точно мне принялись колотить по черепу изнутри.

Я вытерла со лба пот и подумала, что заору, как резаная, если сей секунд не свалю в сортир. Сейчас мне точно не помешало бы ведро ледяной воды, вылитое на голову.

Адель внимательно изучала мою рожу, которая теперь-то уж наверняка была похожа на помидор. Я сделала шаг назад — и смахнула на пол какую-то плоскую хреновину, похожую на эмалированный поднос; эта штука загрохотала так, что с дерева напротив с шумом сорвалась стая воробьёв.

Самое время было наступить первым из проблем, которые прилагались к этой танцующей Эли.

— Здравствуйте, доктор Дельфингтон, — автоматически сказала я.

— Тебе нравится Эли Вудстоун, — Адель говорила так, словно констатировала медицинский факт — а я была жертвой аборта и плавала в заспиртованном виде за стеклом лабораторной банки.

— Да, — слёту бухнула я. — Извини.

— Извинить за что? — удивилась Адель.

— За то, что нравится, — я выглядела, как полный дебил, не иначе.

— И? — спросила Адель.

Что за чёрт? Это было моё слово. Когда я не хотела ломать мозги, я говорила это "И?" — и оно означало: "И что же мы будем делать дальше, Ник?" или "И что ты хочешь, чтоб я сделала, Ник?"

— Такое ощущение, что сейчас ты лопнешь, — выручила меня она.

— И - просто нравится, — я не придумала ничего лучше.

— Она милая, — сказала Адель.

— Милая, — тупо согласилась я.

Я не могла тут же на месте взять и выдать, что мои мозги окончательно и бесповоротно сказали мне "пока", а в качестве думалки заработали совершенно другие части организма. Я предпочла бы проглотить свой язык, нежели признаться, что больше всего на свете мне хотелось пройтись с этой Эли по улице.

— Я чувствую себя полным дерьмом, — честно сказала я.

— Потому, что ты считаешь, что она милая? — уточнила Адель.

— Вроде того, — сказала я.

— Вокруг нас куча милых людей. При чём тут дерьмо? — она пожала плечами.

— Конечно, ни при чём, — поспешно сказала я.

— Она приходит сюда примерно два раза в неделю, — добавила Адель, глядя мне в глаза. — Если ты считаешь её милой, почему бы вам с ней как-нибудь не поболтать?

— На кой чёрт дочери полковника сдался рядовой карательной роты? — в лоб спросила я.

— Абсолютно не сдался — если ты всё время будешь талдычить о том, что она — дочь полковника, а ты — рядовой карательной роты, — терпеливо пояснила Адель. — Послушай, Ева — вокруг нас целый мир.

Я поняла, что она хотела сказать. Иными словами это выглядело так: не выноси себе мозг там, где в этом нет смысла. Не извиняйся за то, что тебе пришлось прикрикнуть в разгромленной радиостанции — чтобы спокойно делать свою работу, какой бы она ни была. Живи и дай жить другим — если обстоятельства сложатся благоприятно. Дыши, радуйся, люби — пока всё хорошо. Просто живи — дальше.

Чем-то она была похожа на Ника. Только Ник был мой друг, а Адель…

Я не знала, кем приходилась мне Адель. Точнее, кем бы она позволила себя считать.

— Ладно, давай не будем обсуждать, — сказала я. — Милая — и всё. Конец истории.

— Как скажешь, — согласилась Адель.

В районе пола звякнуло стекло. В её кабинете — и почему-то именно на моём пути — тоже оказалась куча всякой шняги, которая попадала на пол, будто решила подставить меня по полной программе. Это был какой-то тотальный заговор вещей, не иначе.

Адель нагнулась и стала подбирать блестящие инструменты. На тополь за окном потихоньку возвращались осмелевшие воробьи…