Крестики-Нолики

— Нет, Джонсон, только не это, — отрезала я. — К чёрту имена.

— Тогда какого хрена ты стоишь тут и трындишь про что угодно, только не по делу? — возмутилась она. — А если по делу — то, будь уверена, ты не сойдёшь с этого места, пока не научишься говорить "привет" так, чтоб от тебя не хотелось убежать без оглядки.

Я прокляла всё на свете. Я говорила этот "привет", пока у меня не заболел язык. И так, и эдак, я только что не становилась на голову и не разговаривала ушами, задницей или чем-нибудь ещё. Нет, ребята, у меня, конечно же, не было кучи проблем, мне было начхать на весь белый свет, который я вообще вертела вокруг пальца и имела во все дырки: — вот как лихо я научилась говорить этот грёбаный "привет". Зеркалу, сортирной стене с трещинами от моего кулака и Рыжей Джонсон.

Наконец, она перестала морщиться и ворчать "халтура", и мы пошли спать.

Ночь была на излёте, а я чувствовала себя такой крутой, что, не задумываясь, подкатила бы ко всем девушкам в радиусе десяти километров — и оптом, и к каждой по отдельности.

Но если бы кто-то сейчас сказал "привет" мне, я выбросила бы его в окно.

Теперь эту немереную крутость надо было применять на практике.

Время "как-нибудь поболтать" наступило довольно скоро. Предмет охоты был опознан, наверно, сразу, как переступил порог госпиталя — я стала прямо как собака-ищейка, натренированная на запах секса, — и подловлен в коридоре.

Я, словно невзначай, вывернула из-за угла прямо перед носом у этой Эли — так, что она вздрогнула от неожиданности и остановилась.

В стене справа были какие-то шкафы с врачебными примочками, запасным бельём или чем-то в этом роде. Я вытянула руку и опёрлась на дверцу, стараясь проделать это как можно вальяжнее. Мне казалось, что я более наглядно продемонстрирую состояние "нет проблем", если буду себя вести с наглостью завзятого мачо. Всё бы ничего, однако чёртова дверца оказалась из крашеного железа и загудела, будто я стукнула кулаком по бочке для поливки огородов.

— Привет, — небрежно обронила я.

Господи Боже! Вблизи она была ещё красивее. Я словно примёрзла к проклятущему шкафу, а содержимое черепушки стало похоже на кисель и незамедлительно сползло в совершенно другую часть тела.

— Привет, — сказала она и мельком посмотрела на звонкую дверцу. — Я вас знаю? Как вас зовут?

Нет, она была не просто красивой — она выглядела, как воплощённая мечта, как девушка из кинофильма или из журнала, "мадемуазель Империя", достойная украшать обложки глянцевых изданий.

Зато я стояла и улыбалась, как полный кретин, остатками думалки рассудив, что лучше я буду молчать и улыбаться, чем делать то же самое с постным лицом, будто собираюсь пригласить её на собрание церковной общины или в библиотеку.

Девушка с обложки хотела знать, как меня зовут.

— Ковальчик, — наконец, выдавила я.

— Уверена — мы где-то встречались! — радостно объявила она.

— Думаю, тут, — мой голос явно не был согласен со всем остальным организмом и всё-таки склонялся к идее позвать её в библиотеку. Мне тут же захотелось задать дёру, а потом потренироваться ещё разок и только тогда снова попытать счастья.

— Вы лечитесь в госпитале? — удивилась Эли, обозревая меня с головы до ног.

Картина не впечатляла: я была с руками, ногами, целой головой и не походила на обмотанную бинтами мумию.

— Нет, — я прокашлялась. — Я прихожу к Берц.

— Как мило, — вежливо сказала она и улыбнулась. Я могла дать на отсечение свою тупую башку, что она понятия не имела, кто такая Берц. — Ковальчик. А почему так странно — Ковальчик? Ведь у вас есть имя?

Опять всплывало это имя, будь оно неладно! Недаром эта крошка была из той, другой, жизни, начинавшейся сразу после КПП, где уж точно не называли друг друга по фамилии. Вернее — наверное, не называли друг друга по фамилии. Затык был в том, что я уже не совсем ясно помнила ту, другую жизнь. Недаром на поверхность всплыли только всякие чулочки, ленточки и букетики фиалок — да и то всякое такое никогда не случалось со мной, а только с совсем другими людьми. Или было просто подсмотрено в кино.

Однако на сей раз я хотела, чтобы это наконец-то случилось и со мной.

Ясное дело, киношная шняга застыла у меня в голове в виде одного дурацкого кадра — который вдобавок для полного комплекта наложился на чёрно-жёлтую фотку промозглого весеннего дня, в котором навстречу мне легко шла Джуд, вертя на пальце одинокий ключ от моей хаты. Загляни в мою голову какой-нибудь смельчак, он увидел бы странную мешанину из содержимого мусорного бачка и глянцевых картинок гламурных изданий.

Мне всё ещё хотелось включить заднюю, но это было бы полным тупизмом, потому что диалог каким-то чудом всё-таки продвинулся на несколько фраз дальше грёбаного "привета". Теперь требовалось не облажаться и развить из этих нескольких фраз разговор. И — да, мне хотелось, чтобы этот разговор хоть приблизительно походил на картинку, на которой всё было так-как-надо.

— Ева, — ответила я.

— Очень приятно, — вокруг сгущалась атмосфера светского приёма. — Эли Вудстоун.