Крестики-Нолики

— А ты ненормальнее всех, ты об этом знаешь? — проворчала она. — Так что? Или ты репетируешь, или я иду спать, а ты можешь тренироваться тут хоть до утра.

Я опять посмотрела в зеркало и поправила то, что именовалось словом причёска. Джонсон снова прилипла к стене и вознамерилась подремать.

— Привет, — повторила я, призвав на помощь всё своё воображение и вспомнив о глазищах и о белом прикиде, который был вовсе не для того, чтобы что-то скрыть, а совсем наоборот…

Опыт удался настолько, что я почувствовала, будто мне заткнули глотку половой тряпкой или грязными носками.

— Ну вот. Ты неправильно говоришь даже "привет", что уж заикаться про большее? — внезапно оживилась Джонсон.

— Как я, по-твоему, должна сказать этот чёртов "привет"? — взвилась я. — Может, мне предварительно сплясать, или нанять бродячий оркестр, чтоб он тащился за мной следом, пока я буду говорить и "привет", и всё остальное?

— Ты говоришь его так, словно, кроме этого "привета", не знаешь и пятидесяти слов, включая матерные, — отрезала она.

— Почему это? — мне стало обидно. В конце концов, даже с докторшей я смогла в первый раз общаться довольно долго, несмотря на то, что одновременно словно балансировала на канате и улыбалась во всю челюсть, давая интервью для глянцевого журнала.

— Потому это, — передразнила Джонсон. — Потому что тот, кто видит это шоу в первый раз, подумает, что тебя в детстве уронили.

— Второй, — поправила я. — Второй раз.

— К чёртовой бабушке, Ковальчик! — рассердилась она. — Первый, второй… Какая разница? Важно, чтобы этот раз не стал последним, или нет? Или ты хочешь подойти, промычать два слова, а дальше хоть трава не расти?

Я прокашлялась и с надеждой посмотрела на своё отражение. Картинка не изменилась ни на йоту — я стояла с идиотским видом и пыталась-таки в срочном порядке сделать из себя кого-то другого.

…Огромные глазищи и такой знакомый жест — жест из чёрно-жёлтого мира, вроде бы наконец-то похеренного на задворках сознания…

"…Не выноси себе мозг. Она просто нашла место, где теплее…" Плоский мир с чёрно-жёлтой фотки не хотел идти ко всем чертям. Мало того, он подсовывал мне тот же милый аттракцион, который на деле грозил обернуться граблями, — и я готовилась с восторгом наступить на них снова. И ничего не могла с этим поделать…

Запах опиума и лакрицы — и секса.

— Привет, — сказала я, пытаясь забыть вкус кляпа из старых носков.

Джонсон одобрительно закивала.

— Говори это легко, — с энтузиазмом сказала она, размахивая руками, как ветряная мельница. — Знаешь, типа, у тебя нет проблем, и жизнь — сплошной кайф. Никто не любит загрузы, думаю, девки в твоём вкусе не исключение.

— Можно подумать, ты специалист по девкам, — проворчала я. — Или по моему вкусу.

— Я специалист по самой себе, это точно, — она уверенно выпятила грудь и ткнула в неё пальцем, чтобы я ненароком не ошиблась.

— Хорошо, — мне вдруг стало интересно. — И, как спец, что ты можешь сказать про девок?

— Однозначно, никакого грузилова. Я прибила бы парня, начни он первым делом изображать страдальца, — с отвращением сказала она. — Или, знаешь, эдакого трагического героя, которого никто ни хера не понимает, и потому он опупенно крут.

— То есть, он не выжал бы из тебя ни капли жалости? — уточнила я.

— Тот, кто выжал бы из меня каплю жалости, вместе с этой каплей получил бы и пулю в лобешник. Чтоб не мучился, — резонно сказала Джонсон. — А с трупом — сама понимаешь — продолжать процесс знакомства нельзя. Максимум, что можно сделать — это подогнать ему козырную морговскую бирку.

Мы ржали так, что вибрировали стёкла, а в бачке за перегородкой сама собой спустилась вода.

— Прямо не знаю, что посоветовать, Ковальчик, — сказала она, всё ещё истерически хихикая. — Кроме привета, надо сказать что-то ещё. Или не сказать.

— Что значит, не сказать? — удивилась я.

— Не сказать — значит, сделать. Ну, к примеру — принеси ей голову её врага, — Джонсон поразмыслила и мечтательно прищёлкнула языком. — Лично я бы не устояла.

— Ты — это немного другое дело, — осторожно сказала я.

— Не я одна, — усмехнулась Джонсон. — Хотя, судя по твоей роже, ты окучиваешь трепетную лань, которой вряд ли понравится чья-нибудь башка на тарелочке.

Я скромно промолчала.

— Сделай наколку с её именем — тебе ведь почти всё равно, какой дрянью забивать себе руки, — предложение было не таким уж и хреновым, только на него требовалось время. И какое-то выгодное место, чтоб эффект не пропал даром.

— А где? — тупо спросила я.

— На лбу, чёрт подери! — Джонсон не преминула воспользоваться моментом.

— Очень смешно, — саркастически сказала я.

— Мне не смешно, мне грустно — потому что я непонятно зачем приятно провожу с тобой время в компании унитазов, вместо того, чтобы давить на массу — обрати внимание, в отведённое для этого время, — бессовестно заметила она.

— Ты помогаешь мне, как брат… то есть, сестра по оружию, — уверенность пёрла у меня из ушей. — И сестрой по оружию ты остаёшься двадцать четыре часа в сутки, даже когда сидишь на горшке или желаешь дрыхнуть.

— Кстати, об именах — как её зовут? — вдруг спохватилась Джонсон.