Крестики-Нолики

Дезинфицирующее, обеззараживающее, восстанавливающее, укрепляющее…

– Спасибо, – шепчет мальчишка. Тёмненький. Симпатичный. Будет, когда постарше станет. ЕСЛИ станет.

– Не за что. Пожалуйста. – И присесть. Ноги не держат.

Но куда там – присесть.

– Пошли, док, – Берц подходит сзади.

Не присядешь, пока… Могла бы догадаться. Дура ты, Адель. Невозможная наивная дура.

Ничего особенного, обычный казённый кабинет. А называется особый отдел. Да, а ведь вы нам нужны, доктор Дельфингтон! Вам, несмотря на расовую принадлежность, предоставляется шанс. Вы ведь не можете не понимать, что… бла-бла-бла…

Она не может не понимать. Да, это точно. Что она наивная дура, которая не хотела вмешиваться и всё-таки вмешалась. Левую руку? О да, конечно… господин капитан. Ведь не думают же они, что Адель скажет "нет" – естественно, теперь уже не скажет.

И разбиваются на осколки толстые стёкла-линзы, и сам старый маяк сползает под откос грудой перемолотого каменного крошева, оставляя Адель на пустом холодном берегу. Она не умеет плавать, чёрт возьми, она так и не научилась. А шторм налетает на остров и сметает с песчаного пляжа всё, что кто-то нарисовал соломинкой на песке. Крестики-нолики под полуденным солнцем в зените, на горячем песчаном пляже.

Совсем негромко жужжит машинка, выбивая на запястье штрих-код и такие знакомые цифры. Три шестёрки. Первое, что она видит за дверью – потёртый камуфляж и дымок сигареты.

– Ну, док, не кисни! Зато по части без проблем ходить будешь, тут детекторы доступа через каждые два метра.

– Да я, в общем-то, – Адель закашливается, – сюда не напрашивалась.

– Ты это брось, – спокойно, без надрыва. – Брось это. Особисты лучше знают, куда тебя сунуть. Им видней. Зато стопудняк на другую сторону не побежишь.

– Да я б и так… хм… не побежала, – Адель прикасается пальцами к татуировке и вздрагивает не столько от боли, сколько от неожиданности.

– А кто тебя знает? – спокойно говорит Берц. – Сейчас – нет, а завтра – да.

– Я ж говорила, что врачи клятву приносят, – терпеливо объясняет Адель.

– Ну, говорила. Мало ли что сказать можно? У тебя теперь другая клятва – военная присяга Империи. Как и у нас всех. Пойдём, что ли?

– Куда? – говорит Адель и удивляется, что она вообще об этом спросила. Ведь не думала же она весь день провести… кстати, где? В пустом коридоре, вот где.

– Там ещё несколько есть. Посмотрите? – Ну, вот, опять на "вы". И с чего это? Посмотрит, конечно. Всё она теперь посмотрит. И всех, конечно же.

Комната… Нет, что за бред. Естественно, не просто комната. Лазарет. Слово-то какое, словно из старинной жизни вынырнуло. Дождливый вечер, комендантский час и лазарет. Отличное сочетание. Мини-городская-больница, только страшнее. Потому что играют здесь вот в такие крестики-нолики. Казнить нельзя помиловать. И только так. И плюсик в ведомости, выполнено, мол. И чернила на бумаге – тёмно-коричневые, почти чёрные.

И нет песчаной косы у подножия маяка. А детские игры ушли в бешеный шторм и сине-зелёные бушующие волны.

Ничего, нормальный лазарет такой. Кстати. Хоть и со свечами вместо жужжащих ламп – на случай перебоев на городской электростанции. И человек действительно несколько, не обманула. И мальчишка давешний здесь. Как хоть зовут-то его, узнать надо будет.

А тут не только мальчишки. И девчонки тоже. И постарше – прямо дедушки с внучками. Рядом. И не моветон. И расовым отделом все, небось, отобранные, и проверенные-перепроверенные. Ну, теперь держись, полукровка идёт.

– Кто повоевал неудачно, – мрачно объясняет Берц. – А кто по пьяной лавочке наркотой накачался. Здесь знаешь как? С этим делом служить попроще, хотя у нас чуть что… – она щёлкает пальцами.

Что ж тут щёлкать-то? Пуля почти беззвучно прилетает. А вот ей тишины хочется и домой. Интересно, отпустят? Теперь-то поверят, что куда-то там не побежит? И – тишины бы. Ти-ши-ны.

Нету здесь тишины. И не пахнет тишиной. Словно галдёж какой-то, тихо только. Бывает галдёж шёпотом?

– …мама, мам… ну, послушай же, мама… – Ну, маму все зовут, видать. Не тётю же с улицы. А кого-то звать надо. Всегда причём.

– …А она за соседним столом, прямо напротив меня… И я всё думал – жалко, такая симпатичная – и полукровка… – что? Адель прислушивается. Парень. Чуть постарше, чем тот, с плюсиками. Но всё равно – молодой до невозможности. Что там про полукровок?

– Ты иди, может? – предлагает она Берц. – Посмотрю я тут. Что к чему.

– За периметр нельзя пока, док. Не забывайте. Если надумаете дурость какую сделать, – а взгляд настороженный. Но глаза красные. Интересно, сколько суток не спала?

– Иди. Идите. Куда ж я денусь, сами подумайте? – голова и так кругом идёт, не поймёшь, как и обратиться – ты или вы?

Берц окидывает её изучающим взглядом, но, похоже, верит: вид у Адели такой что ли, внушающий доверие – но не уходит. Наверное, и в самом деле "чуть что". Садится на табуретку около стены, и снова чуть тянет дымом с запахом сада и летнего дня, нагретого солнцем. Но только чуть.