– Значит, сегодняшняя Ковальчик – это снова не Та-Кем-Ты-Хочешь-Меня-Видеть, – пояснила я.
Адель молчала.
Было темно, до ближайшего фонаря оставалось прилично, и я, хоть убей, не могла разглядеть выражение её лица. Наверное, только если бы обзавелась глазами размером с блюдце.
А ещё мне очень захотелось назвать её по имени. Назвать самой, без понуканий и подбадриваний.
– Адель, – мне вдруг показалось, что ТАК я называю её чуть ли не впервые.
– Знаешь что, Ева… – решительно начала она.
– Что? – я испугалась, что снова каким-то макаром облажалась по самое не хочу.
Я постоянно вляпывалась в дерьмо – и постоянно норовила облажаться. Это был очередной объективный факт этого мира, и, видать, с ним ничего нельзя было поделать. Но странно, с другой стороны, история не казалась такой уж страшной, за всё это время Адель выслушала от меня вещи и похуже, чем про поход пёхом через ночной мегаполис.
– Я подумала – да и хрен с тобой, Ковальчик, – неожиданно закончила она.
– В смысле? – я не нашла ничего более вразумительного.
– Похоже, я таки нахваталась от тебя всякой лабуды, – Адель констатировала факт.
Замечание было по форме. А по содержанию её слова выглядели вполне однозначно. Чтобы полностью скопировать меня, ей оставалось только научиться демонстрировать мне улыбку во все тридцать два зуба.
– Похоже, – я наконец-то пришла в себя. – То есть, ты хочешь сказать, что для меня ты делаешь исключение и плюёшь на отличие между "забыть" и "забить"?
– Ты прицепилась к этому "забыть", словно репей к собачьему хвосту! – упрекнула Адель.
– И всё же? – мне просто приспичило докопаться до сути, здесь и сейчас.
– А какая разница? – вдруг спросила она.
Разницы не было. Забывала она, или не забывала, а всего лишь забивала, – всё это не играло уже ровным счётом никакой роли.
И тогда я наклонилась и неловко поцеловала её в ухо – краешком рассудка боясь, что она отстранится или снова окатит меня холодом. Пугаясь каким-то кусочком оставшихся мозгов. Но я бы стерпела даже арктический холод. Всё равно. По любому.
Она не отстранилась. Только замерла – потому что тоже боялась. Спугнуть меня, как ночного зверя, на секунду ступившего в лунный луч.
– Ад… – начала я.
И поняла, что продолжать не нужно.
– Я тоже… – просто сказала она.
И тогда мне снова захотелось петь, даже если бы от моего голоса повылетали стёкла или приспичило бы сбежать подальше. Потому что, оказывается, мы могли сказать это друг другу только так, и никак иначе. ЭТО – оно оказалось таким. Без дурацких слов на букву "Л" и розовых соплей на голубом заборе. Оно было коротким, резким, и с хлёстким звуком било точно в цель, как пуля из снайперской винтовки. Блестящая от смазки. Безупречная. Неповторимая.
Может быть, это было смешно, но в перечне длиной с рулон туалетной бумаги появился ещё один пункт, вписанный от руки фиолетовыми чернилами.
– Снова правило? – спросила я.
– Похоже, да, – ответила она – и тёплыми пальцами сжала мне руку.
Глава 13
Правил могло быть сколько угодно. Мы придумывали одни правила, чтоб притвориться, что плюём на другие, которыми рулил Господь Бог в лице Берц, командира части, министра обороны и всех национал-монархистов, вместе взятых.
И эти другие правила были, чёрт подери, заведомо круче. Потому что висели над хрустальным шаром нашего мира, словно стальной рельс в несколько тонн весом. Я пыталась засунуть беспокойство куда подальше, но, видать, это был напрасный труд. "Не надо спрашивать, Ковальчик…" Можно было снова разбить руку о стену, или об чью-то рожу, можно было на крайняк постучать обо что-нибудь своей собственной башкой – от вопросов не менялось ничего. Потому что я знала, что рано или поздно мир разлетится на куски. И теперь казалось полным идиотством утешать себя тем, что мне следовало с самого начала быть к этому готовой…
Я, словно тупой ребёнок, верящий в Санту и фей, до темноты в глазах мечтала, чтоб в один прекрасный день меня не ткнули носом в выбор. Потому что я не умела выбирать. И не хотела этому учиться. Я хотела, чтоб "дальше" было в виде продолжения "сейчас", и чтоб в нём существовала такая простая штука, как "мы".
Да вот только мало кого волновало, что именно хотел или не хотел рядовой карательной роты в провинциальном городе на самых задворках страны, названия которой я всё же не могу вам сказать, потому что тогда выдам военную тайну…
Мне не стоило забивать себе голову всякой шнягой, всё равно от этого никому бы не стало легче – но я упорно продолжала заниматься выносом собственных мозгов и дурацкими мечтами. Между тем, лето кончалось: на Старый город надвигалась осень. Здесь, на границе, она была довольно долгим продолжением лета, и нравилась мне гораздо больше – хотя бы потому, что ты три четверти суток не ходил с красной мордой, словно только что вылез из парилки.