Крестная сила, Нечистая сила

Но единственно верным и вполне могущественным средством прогив этой нечисти служит святой крест Нс возьме1 чужой прялки кикимора, не расклокочет па ней кудели, не спутае1 ниток у пряхи и не оборвет начатого плетенья у кружевниц, если они с молитвой положили на место и прялки с веретенами, и кугузы с коклюхами

На Сяможенских полях (Волоюдская губерния) в летнее время особая кикимора сюрожит гороховища Она ходит по ним, держа в руках каленную добела железную сковороду огромных размеров Кого поймает па чужом поле, того и изжарит

Мифы о кикиморе принадлежат к числу наименее характерных, и народная фантазия, отличающаяся таким богатством красок, в данном случае не отлилась в определенную форму и не создала законченного образа*. Это можно видеть уже из того, что имя кикиморы, сделавшееся бранным словом, употребляв гся в самых разнообразных случаях и по самым разнообразным поводам. Кикиморой охогно зовут и нелюдимого домоседа, и женщину, которая очень прилежно занимается пряжей. Имя шишиморы свободно присгегивается ко всякому илуту и обманщику (курянами), ко всякому невзрачному по виду человеку (смолянами и калужанами), к скряге и голышу (тверичами), прилежному, но копотливому рабочему (костромичами), персносчику вестей и наушнику в старинном смысле слова, когда "тнишы" были лазутчиками и соглядатаями и когда "для шишиморства" (как писали в актах) давались (как, например, при Шуйских) сверх окладов поместья за услуги, оказанные шпионством.

* Несколько полнее обрисовывается он в самых глухих лесных трущобах. Здесь сохранился рассказ о том, что кикиморы о Святках, в ненастную погоду, рожают детей, причем страшно стонут и воют. Новорожденные же их тотчас по явлении па свет вылетают из избы через трубу на улицу, где и живут до Крещения.

VII

ЛЕШИЙ

"Сюят леса темные от земли и до неба", - ноют слепые сгарцы по ярмаркам, восхваляя подвиги могучих русских богатырей и борьбу их с силами природы. И и самом деле: неодолимой плотной стеной кажутся синеющие вдали роскошные хвойные леса, и нет через них ни прохода, ни проезда. Только птицам под стать и под силу трущобы еловых и сосновых боров, эти темные "сюземы" или "раменья", как их зовут на севере. А человеку если и удастся сюда войти, то пс удасчея выйти. В этой чаще останавливаются и глохнут даже огненные моря лесных пожаров. Сюземы тем уже страшны, что здесь на каждом шагу рядом с молодой жизнью свежих порослей стоят i-yi же деревья, приговоренные к смерти, и валяются уже окончательно сгнившие и покрытые, как гробовой доской, моховым покровом. Но еще страшнее сюземы, что в них господствует вечный мрак и постоянная влажная прохлада среди жаркого лета. Всякое движение здесь, кажется, замерло; всякий крик пугает до дрожи и мурашек в теле. Колеблемые ветром древесные стволы трутся один о другой и скрипят с такою силою, что вызываю г у наблюдателя острую поющую боль под сердцем. Здесь чувство тягостного одиночества и непобедимого

ужаса постигает всякого, какие бы усилия он над собой ни лелал. Здесь всякий ужасается своего ничтожества и бессилия. Здесь родилась мрачная безнадежная вера в дикарей и сложилась в форму шаманства с злыми, немилостивыми богами. В этих трущобах поселяется и издревле живет тот черт, с которым до сих пор еще не может разлучиться напуганное воображение русского православного люда. Среди деревьев с нависшими лишаями, украшающими их наподобие бород, в народных сказках и в религиозном культе первобытных племен издревле помещены жилища богов и лесных духов. В еловых лесах, предпочтительно пред сосновыми, селится и леший, или, как называют его также, лесовик, лешак*. В этих лесах наиболее чувствуется