Крестные братья

Но оставался еще один, с рюкзаком.

Он уже откинул ставший ему ненужным автомат и теперь бил по Ветрову из двух пистолетов. И тогда Ветров пошел на него в полный рост, делая то, что на языке оперативников называется качанием маятника, так превосходно описанного Богомоловым в его знаменитом «В августе сорок четвертого…».

Ветров впервые качал маятник не на тренировке, а в деле, но с удивлением чувствовал, как его тело и дух в этот момент слились в единое целое и подчинялись какой-то высшей силе, поскольку его сознание было напрочь отключено. Кто-то невидимый и могучий толкал его в сторону в самый нужный момент, и пущенная в него пуля пролетала мимо.

В конце концов произошло то, на что и рассчитывал Ветров. У беглеца кончились патроны.

Но сдаваться он не думал. Отбросив в сторону оба пистолета, он достал длинный узкий нож, и его отточенное лезвие холодно блеснуло в неверном свете уже появившейся на небе луны. Именно по этому лезвию и проходила сейчас для Ветрова граница жизни и смерти…

На всякий случай он, правда, спросил:

— Сам не пойдешь?

Противник слегка покачал головой, и его тонкие губы (первый признак жестокости) тронула презрительная усмешка.

Все правильно: слабых там не было, они не выживали. И теперь Ветрову предстояло сразиться с сильным и готовым стоять насмерть противником. Причем без оружия. Ибо он не хотел стрелять даже по ногам. Этот человек был ему нужен живым и невредимым…

Ветров уже оценил своего визави… Плотный, рослый мужчина лет пятидесяти, с волевым и решительным лицом. В его глазах он не заметил ни тени испуга или растерянности. Они только измеряли дистанцию…

Конечно, на сухой земле Ветров не очень-то побоялся бы его ножа. Но здесь, в весеннем лесу, пустить в ход ноги было делом архисложным. Стоило поднять одну, как вторая сразу же уходила в ту жижу, которую здесь представляла собою земля.

Не спуская глаз с противника, Ветров нагнулся, взял толстый сук длиной в метр. И, выставив его перед собой, двинулся вперед.

Его противник, прекрасно понимая, что теперь преимущество уже на стороне преследователя, неуловимым движением руки метнул в него нож.

Нет, не зря один из среднеазиатских друзей часами учил его в свое время этому так полюбившемуся ему искусству. И пущенный его умелой рукой нож ударил Ветрова под мышку, пробив трапецевидную мышцу.

В первый момент Ветров совершенно не почувствовал боли. Только ощутил, как по левому боку льется что-то теплое.

Противник, видя, что нож вонзился не туда, куда он метил, поморщился и тоже поднял с земли какой-то сук.

Ветров часто видел на пленках и в Японии кэндо — японское фехтование на деревянных мечах. Но участвовал в подобном соревновании впервые.

И конечно, ему было трудно. Боль становилась все сильнее, да и кровь не собиралась останавливаться.

Он с трудом успевал парировать участившиеся удары противника, предвкушавшего близкую победу, и теперь рассчитывал только на его ошибку.

И дождался-таки своего часа! Когда тонкогубый в очередной раз нанес удар, то на какую-то долю секунды оказался в непростительной близости от Ветрова. И тот ему этого не простил. Из последних сил Ветров нанес сильный круговой удар левой ногой по уху. И хотя мавасигири, а именно так называется этот удар в каратэ, был выполнен всего процентов на пятьдесят его мощи, противник рухнул как подкошенный. Из уха у него сразу же полилась кровь. По всей видимости, лопнула барабанная перепонка.

Связав поверженному врагу руки и ноги, Ветров кинулся к Раскатову. Тот уже едва дышал и даже не открывал глаз. Напрасно Ветров звал его и тер ему уши. Игорь так и не пришел в себя…

И тогда Ветрова прорвало. Выхватив пистолет, он бросился к уже очухавшемуся связанному и, нагнувшись, всунул ему в рот пистолет.

— Там, — кивнул Ветров назад, — лежит мой товарищ, которого ты убил! И если ты, гадина, не скажешь сейчас то, о чем я спрошу, я спущу курок!

Но спустить курок Ветрову, к его великому огорчению, так и не пришлось: тот сказал все…

Еще бы не сказать! Из тюрьмы возвращаются, с того света — никогда…

Глава 14

Крест нервничал. У него было впечатление, что кто-то невидимый накинул на него веревку и постепенно стягивает концы. Вроде бы ничего еще и не произошло сверхординарного, и тем не менее…

Хотя что значит не произошло! Как раз произошло! Взять этого чертова Бестужева с его долбаным «Князем Игорем», свалившимся на его голову. Нет, далеко не случайно сам Палевый предупредил Креста, чтобы не лез не в свои дела. Но если не в свои, то — в чьи? Палевого? Да ни черта подобного! Палевый — классный исполнитель, но на собственное дело не способен. Тогда чьи же?

Впрочем, чего там гадать, ответ был ясен как Божий день! Это были дела Беса! И ничьи больше!

А если ко всему этому прибавить еще и арестованного Крота, и пропавшего Рыбу, и объявленного в розыск Крошку, и неожиданную холодность его покровителя, и раскол в группировке, большинство которой явно симпатизировало Бесу, то ничего удивительного в напряженном состоянии Креста не было.