Взяв опять же двумя руками протянутую ему сигарету и прикурив, Хан с наслаждением затянулся и взглянул на Смоленского.
— Ну что, Игорек, — растянул он в улыбке тонкие губы, — сел на трон?
— Да, вернул, — спокойно согласился тот.
— Вернул? — насмешливо переспросил Блинов. — Неужели ты так и не понял, что без меня тебя бы давно уже не было на свете? Да, ты начал это дело, но держать его так, как держал я, ты бы не сумел! Не дали бы! Не согласен?
— Почему не согласен? — пожал плечами Смоленский. — Как раз согласен! Только это ведь ничего не меняет, Андрей…
— Зачем же ты привел меня сюда, а не кончил там? — кивнул Хан на выходившее во двор окно.
— Мне нужна кое-какая информация…
— А какой же мне смысл информировать тебя? — усмехнулся Хан.
— Есть смысл, Андрей, и еще какой, — спокойно ответил Смоленский. — Если не хочешь, чтобы тебя живьем резали на части, то скажешь все, что мне надо!
— Пугаешь? — презрительно сузил глаза Хан.
— Предупреждаю! — пожал плечами Смоленский. — А там дело твое…
— Насколько я понимаю, тебе нужны люди? — вопросительно посмотрел на него Блинов.
— Естественно.
— Послушай, Игорь, — после небольшой паузы снова заговорил Хан. — Зачем тебе вся эта шваль? Все равно будешь набирать новых. Если отпустишь, я отдам тебе свой собственный канал, о котором не знаешь даже ты!
— А ты поверишь мне? — вкрадчиво спросил Смоленский.
— Слушай, Игорь, — заговорил вдруг с какой-то торжественностью Блинов, — я мало говорил в жизни правду, но с тобой крутить не буду! Я давно решил завязать… И если бы ты не поторопился, — он опять кивнул на окно, — то через три недели весь этот фейерверк был бы ни к чему!
Он замолчал и, глядя на Смоленского, делал одну глубокую затяжку за другой.
— Ты думаешь, — так и не дождавшись ответа, продолжал он, — что, сев на мое место, ты сразу же станешь королем? Ошибаешься, Игорек! Ты будешь еще более зависимым человеком, чем сейчас! Ты полагаешь, что самое трудное — это собрать и переправить опиум? Так это чепуха, скажу я тебе! Самое трудное в нашем деле — это накормить волков и спасти овец! И уже очень скоро ты поймешь это! И я тебе от души советую не лезть наверх! Поставь на мое место кого угодно, но сам оставайся в тени… Иначе, рано или поздно, будешь вот так же сидеть в наручниках или лежать со снайперской пулей в голове где-нибудь в горах!
Хан докурил сигарету и бросил ее на ковер.
— А меня отпусти, Игорь! — взглянул он на Смоленского. — Я не буду тебе мешать! Да и зачем мне? Устал я от всей этой чехарды. У меня уже и домик куплен…
— И какой у тебя, говоришь, канал? — каким-то равнодушно-будничным тоном, как будто речь шла не о сотнях тысяч долларов, а о покупке яблок, спросил Смоленский.
Что делать, так уж устроен человек. Даже понимая, что обречен, он все же продолжает надеяться. Не был исключением из общего правила и Хан. Да и что ему оставалось в такой ситуации? Он хорошо знал, что, несмотря на внешнюю интеллигентность, Смоленский, который даже матом ругался крайне редко, за нужные сведения сдерет кожу с кого угодно.
И Хан рассказал…
— Хорошо, — что-то пометив в своей записной книжке, удовлетворенно заметил Смоленский. — Запишем сюда и этого… Али-аку. А теперь скажи мне вот что, Андрей, — убирая книжку, взглянул на Хана Игорь Аркадьевич, — ты меня засветил своим друзьям из спецслужб?
— Нет! — сразу же ответил Блинов.
И сказал он, надо заметить, правду, как и обещал. Хорошо ориентировавшийся в той своеобразной политике, которую он вынужден был проводить в своих отношениях с властями предержащими, Хан твердо придерживался правила — светить только тех, кто и без него был на виду. А сдавать Смоленского не было никакого смысла. И вовсе не из-за особой любви к нему. Просто не хотел иметь около себя еще одни глаза и уши.
— Не темнишь? — наклонил голову Смоленский.
— Нет, — мрачно подтвердил Хан, окончательно понявший в эту минуту, что его не спасет ни-что. — Дай мне еще водки…
И когда на мгновение позабывший об осторожности Смоленский поднес ему снова налитый под завязку стакан, Хан вскочил с кресла и с силой ударил его в пах.
Завизжав от дикой боли, тот покатился по ковру, и Хан принялся в слепой ярости наносить ему беспорядочные удары.
Вбежавший в комнату охранник Смоленского раздумывал недолго. На то и охранник. Молниеносным движением выхватив из кобуры многозарядный пистолет, он с наслаждением разрядил в Хана всю обойму. Когда еще постреляешь по живым мишеням?
Убедившись, что Хан мертв, он бросился ко все еще лежавшему на ковре хозяину…
Окончательно Смоленский пришел в себя только через сорок минут, хотя каждый шаг все еще доставлял ему резкую боль. Проклиная себя за легкомыслие, он приказал расстрелять людей Хана. И автоматная очередь не заставила себя долго ждать.
Все было кончено… И все только начиналось…
Вот уж воистину: король умер, да здравствует король!
Глава 16
Через день после описываемых событий на улице Декабристов остановились «Жигули».