– Да, так я теперь знаю твою роковую тайну – и ты узнаешь мою, – сказал он. – Ты вот все спрашиваешь, с какой стати я, один из самых блестящих молодых хирургов на востоке страны, как писали в газетах, обретаюсь в этом злачном месте. Дело в том, понимаешь ли, что я подрабатывал абортами – что само по себе не так уж страшно, поскольку тем же занимается добрая половина медикусов, – но я, в отличие от других, попался. Один мой приятель, доктор Кеннеди, очень правильный мужчина – мы с ним вместе были интернами, – обещал помочь через семью Корлеоне. Они, сколько я понимаю, были чем-то ему обязаны и готовы, как передали через Тома Хейгена, если потребуется, в любое время прийти на выручку. Словом, он поговорил с Хейгеном. Не успел я глазом моргнуть, как обвинения были с меня сняты, – что, однако, не помешало мне угодить в черный список Медицинской ассоциации, из больницы меня поперли. Тогда семейство Корлеоне и устроило меня на это место. Платят неплохо. Работа нужная – здешних девочек чистить только поспевай – и, прямо скажем, не каторжная, лишь бы вовремя обращались. Знай себе выскабливай, как выскребают сковородки. Один Фредди Корлеоне чего стоит – сущий бич! Он, по моим подсчетам, только за то время, что я здесь, пятнадцать хористочек ухитрился начинить. Я уж серьезно стал подумывать, не провести ли с ним общеобразовательную беседу о гигиене секса. Тем более мне три раза приходилось лечить его от гонореи и раз – от сифилиса. Фредди – из той породы ездоков, какие в принципе не признают оседланных лошадок.
Джул замолчал. Он умышленно сделал то, чего никогда себе не позволял: проявил нескромность, показав Люси, что у других людей – в том числе и таких, которых она знала и побаивалась, вроде Фредди Корлеоне, – тоже бывают свои стыдные тайны.
– Смотри на это так, будто у тебя внутри растянулась резинка, – прибавил он. – Если кусочек убрать, она становится туже, упруже.
– Надо подумать. – Но про себя Люси, безоговорочно доверяя Джулу, уже знала, что согласится на операцию. Ей пришло на ум другое: – Это дорого обойдется?
Джул наморщил лоб.
– У меня здесь нет условий для такой хирургии, да и не мой это профиль. Но есть в Лос-Анджелесе один знакомый врач, он – специалист номер один в этой области и оперирует в самой лучшей больнице. Всех кинозвезд, между прочим, ушивает, когда эти дамочки убеждаются, что подтянуть себе лицо и бюст – еще не средство удержать любовь мужчины. Он кое-чем мне обязан, этот врач, так что операция ничего не будет стоить. Он посылает ко мне своих пациенток на аборты. Слушай, врачебная этика мешает, а то бы я тебе рассказал, какие секс-бомбы экрана делали себе такую операцию.
Люси мгновенно оживилась:
– Ой, как интересно, скажи! Ну Джул, скажи, пожалуйста! – Тема обещала дивную возможность посплетничать, а Джул имел ту особенность, что перед ним можно было обнаружить женскую любовь посудачить, не боясь осмеяния.
– Скажу, если ты со мной пообедаешь, а потом мы проведем вместе ночь, – сказал Джул. – Столько упущено времени из-за твоих глупостей, надо наверстывать.
Его доброта совершенно обезоруживала, и Люси нашла в себе силы сказать:
– Тебе не обязательно спать со мной, ты же знаешь, тебе это не доставит удовольствия, пока я такая.
Джул покатился со смеху:
– Ну, ты даешь, ей-богу! Ну и чудачка! А ты не слышала, что существует и другой способ доставить удовольствие, старый как мир и куда более благопристойный? Уж не настолько же ты святая невинность!
– А-а, это…
– Что – «а-а, это»? – передразнил он ее. – Порядочные женщины этим не занимаются, да? И настоящие мужчины не занимаются? Хотя бы и в 1948 году? А хочешь, любезная моя, свожу тебя к одной старушке здесь, в Лас-Вегасе, которая во времена Дикого Запада, годах что-нибудь в 1880-х, была совсем молоденькой содержательницей самого популярного борделя? Страх как любит поговорить о старине. Так знаешь, что она мне поведала? Что эти неразлучные с оружием герои, эти лихие, отчаянные, мужественные ковбои, готовые палить в кого ни попадя, всегда предпочитали, оставаясь вдвоем с девицей, «французский способ», или то самое, что медики называют fellatio, а ты – «а-а, это». Тебе не приходило в голову проделать «а-а, это» с твоим драгоценным Санни?
И тут она в первый раз по-настоящему удивила его. Она обратила к нему лицо с улыбкой, которую он мог определить не иначе как улыбку Моны Лизы (тотчас в ученом мозгу его мелькнуло предположение – не это ли разгадка ее многовековой тайны?), и произнесла спокойно:
– С Санни я делала все.
Никто до сих пор не слышал от нее подобного признания.
А через две недели Джул Сегал стоял в операционной лос-анджелесской больницы и наблюдал, как его друг, доктор Фредерик Келнер, производит свою коронную операцию. Перед тем как Люси дали наркоз, Джул нагнулся и прошептал ей на ухо:
– Я предупредил его, что имею на тебя серьезные виды, так что ремонт будет сделан по высшему разряду.
Люси, в легком дурмане от принятой предварительно таблетки, не рассмеялась, даже не улыбнулась. Но страх перед операцией от этой шуточки частично прошел.