Крестоносец

Несколько раз останавливали станок. И вновь запускали.

Марфа же ходила вокруг него словно лиса, увидевшая бесхозный курятник, забитый вкусным пернатым мясом. Ткацкая мануфактура, которая уже действовала в Туле, захлебывалась от объемов работ. Ведь пряжа скупалась по всей Руси и степи. Всюду, куда дотягивались руки. И овечья, и верблюжья, и козья, и льняная, и конопляная, и крапивная, и прочие… Из-за чего ткачи просто падали с ног, а запасы пряжи на складах росли. Отказываться от закупок же было политически опасно и недальновидно. Слишком многие серьезные люди оказались в них вовлечены, начав получать с этих сделок и трансфера свою долю. Но новых ткачей взять еще было быстро попросту неоткуда. Да и производственных площадей не имелось подходящих. А тут такой подарок…

– А сможете сделать также, только не для простого полотна, а для саржевого? – наконец спросила Марфа.

– Потребуется время, госпожа, но, думаю, что сможем.

– Прекрасно! Просто прекрасно! Тогда дерзайте. Как будет готово – сразу дайте мне знать. Этот вопрос не терпит отлагательств! Отложите все и займитесь. А потом будьте готовы изготовить таких десяток или даже больше.

– Как прикажите.

– Сынок, тебе понравилось?

– Да, мама. – произнес Василий и пустился в пересказ своих наблюдений. Как обычно от него Марфа и требовала. Получился очень грубый и примитивный пересказ. Но вполне подходящий. Во всяком случае для столь маленького ребенка.

Напоследок же, когда Марфа с сыном уже собирались покинуть барак, один из учеников спросил ее осторожно:

– А когда господин вернется?

– Сразу, как закончит свои дела в Святой земле.

– А когда это произойдет?

– Откуда я знаю?! – неожиданно для них рявкнула женщина, взгляд которой внезапно стал очень яростным.

Небольшая пауза тишины.

Наконец, взяв себя в руки, он ответила более спокойным голосом:

– Я сама хотела бы знать ответ на ваш вопрос.

– Мы слышали, что вам прислали дурное письмо…

– Вот как? – холодно поинтересовалась она, зло сверкнув глазами. – И кто еще слышал?

– Да вся Тула о нем знает. И мы… это… мы не верим, что Господин такое делает. Это навет. Не он это.

– Вот как? И почему же? – подпустив нотки яда в голос, спросила она.

– Он всегда говорил – главное – это люди. От того как живут и трудятся его люди зависит насколько верны они будут. И то, сколько пользы принесут. Он никогда не бросал своих. Он…

– Да при чем тут это?! – прошипела она, едва ли не срываясь на ультразвук.

– Так это… ты же госпожа – его человек. Мы ведаем – ругались вы бывало. Да кто же не ругался? Всяко бывает. Но мы не верим в то, что Андрей Прохорович решил бросить вас ради какой-то там заграничной крали. Потоптать эту курицу еще куда ни шло. Но бросить… нет…

– В жизни все бывает. – после очень долгой паузы ответила Марфа. – Люди слабы. Они могут уступать соблазнам.

– Не пойдет на это господин. – твердо ответил другой. – А если пойдет, то потеряет людей, что за ним пошли. И он это ясно ведает. Не зря же он своих стоит горой. За тех, кто ему доверился.

Она улыбнулась, смотря на этих молодых мужчин, что мяли в руках головные уборы и явно нервничали. Говорить о таких вещах им было непросто. Но слухи, видимо, прорвались и гуляли, живя своей жизнью.

Отец Афанасий в целом сумел Марфу убедить в том, что письмо, повествующее о желании Андрея развестись с ней – подлог. Но червячок все равно точил ее изнутри, заставляя изнывать от ожидания и жажды закатить мужу грандиозный скандал. Сейчас же, услышав эти слова ей полегчало. Потеплело.

* * *

Загрузившись, флот с легионом провел в море меньше пяти суток. Этого хватило для того, чтобы добраться от порта Селевкия до устья Эвроса, что к северу от Галлиполи. Где и приступили к выгрузке в полевых условиях. Это дело пошло намного проще. Ведь одно дело утрамбовать большое количество людей, лошадей, мулов и грузов в корабли. Да так, чтобы они там смогли не только поместиться, но и не испортится, так сказать. И совсем другое дело – выпихнуть их всех на берег. Понятно, это тоже не быстро произошло. Но многократно скорее.

Через рей перекидывали канат, которым цепляли лошадь и, работая лебедкой, вытаскивали ее из стойла на палубе или из трюма. Отталкивали за борт. Где и опускали на импровизированный причал, сооруженный по понтонному принципу из лодок и досок. По нему же выходили люди, выгружались повозки и прочие грузы. После того, как «облегчался» один корабль, он отваливал и на его место подходил другой, с «переполненным чревом…»

Лошадям, конечно, после морского перехода требовался отдых и восстановление. Ведь мышцы от долгого простоя затекали. Но Андрей выступил к Адрианополю без малейшего промедления. Сразу, как только смог. Просто он «не гнал лошадей», позволяя и им, и людям поначалу размять ноги, восстановившись после крайне неудобного морского перехода. Главное – не стоять. Потому как на счету был не только каждый день, но и час.

Почему Андрей выступил к Адрианополю?

Не секрет.