В тот день у меня не появилось возможности изложить свою просьбу. Извещенный гонцом о приближении Саладина и его войск, Ричард ускакал галопом, чтобы принять начало над своими силами. Завязалась битва. Сарацины в отчаянной попытке спасти товарищей раз за разом врезались в наш строй. Вскоре все рыцари заняли места в передних рядах. Перепуганного Абу я оставил на попечение Филипа. Прошло не так много времени, а мне уже довелось поучаствовать в двух атаках, обе возглавлял король. Мы отбросили мамлюков. Не кричи Ричард так, что потерял голос, мы кинулись бы за ними в беспорядочную погоню, позабыв об опасности, о которой десятки раз предостерегал нас государь.
— Именно этого они и хотят, — сказал король, пока мы вели уставших коней к нашим порядкам. — Смотрите, они уже перестроились.
Я повернулся в седле — сначала в одну сторону, потом в другую. Сквозь прорезь шлема я мог видеть только то, что происходило прямо передо мной. Десятки мамлюков собрались вместе и следовали за нами. Вспомнилось, как Ричард сравнил их с тучей слепней, разлетающихся перед занесенной рукой. Разделившись, они мгновенно возвращаются и нападают снова. Король не прав в одном, подумал я, мамлюки куда опаснее слепней.
Сарацины волнами катились за нами, метая стрелы высоко в воздух в расчете поразить наших коней. К счастью, мы оттеснили их достаточно далеко, чтобы большинство рыцарей успело добраться до нашего строя. Несколько лошадей пало, но всадников выручили товарищи. Опасаясь арбалетов пехоты, мамлюки натянули поводья, чтобы держаться вне расстояния полета стрелы. Мы с презрением относились к их стрелам, они же уважали наши арбалетные болты с утяжеленными наконечниками.
Оказавшись в безопасности за рядами жандармов, я жадно припал к фляге. Горло я смочил, но дикую жажду не утолил. Я не стал пить еще — возможно, нам предстояло провести еще много часов в поле — и кивнул в сторону наблюдавших за нами мамлюков.
— Они снова пойдут в атаку, сир?
— Готов побиться об заклад, что да. Вероятно, Саладин до сих пор надеется, что кто-то из пленников уцелел. Но мы выполнили свою работу, нет нужды стоять здесь. Мы в порядке отступим к городу, и пусть турки любуются бойней, которую тут учинили.
Как выяснилось в последующие часы, король недооценил ярость Саладина. Мамлюки накатывали волна за волной, осыпая жандармов тучами стрел и затрудняя наш отход. Вскоре разозленный Ричард вынужден был отдать приказ о том, чтобы занять оборону. За наскоками мамлюков следовали удары тяжелой турецкой конницы, угрожавшие прорвать наш фронт. И всякий раз ей мешали рыцари, плотным строем на скаку выдвигавшиеся вперед и оттеснявшие врага.
Так как сарацинам хватало ума не принимать бой, после каждой атаки оставалось лишь небольшое количество убитых врагов и наступала краткая передышка для наших жандармов. Это страшно изматывало. Мы не успевали добраться до своих порядков, а сарацины уже перестраивались. Изготовившись, они принимались бить в свои чертовы барабаны и цимбалы, и мамлюки или тяжелая кавалерия снова устраивали натиск. Рыцарям приходилось отражать его, а потом живо догонять своих, чтобы избежать окружения и гибели.
Вперед и назад, наступление за отступлением; бой кипел, обе стороны дрались отчаянно, ни одна не желала уступать. Лишь когда солнце скрылось за горизонтом на западе и свет дня стремительно померк, атаки и контратаки прекратились.
Король находился в поле до тех пор, пока вне лагеря не остался один лишь замыкающий отряд из жандармов и рыцарей, не потерявших коней. Я тоже был там, вместе с Рисом и де Дрюном. Как и Торн, чудом избежавший сарацинской стрелы, когда он на короткое время снял шлем.
Когда мы достигли освещенных факелами, охраняемых часовыми стен Акры, стало совсем темно. Я был благодарен тьме, что помогла нам отойти с поля боя и скрыла от глаз последствия ужасного побоища. Мы хранили усталое молчание. Головы клонились, плечи поникали. Раздавался храп уснувших в седле. Многие скакуны были вымотаны настолько, что всадникам приходилось слезать и идти рядом, однако Ричард ехал верхом на одном из своих ронси. Поммерс, верный друг, все еще шагал, неся меня. Я позволял ему брести настолько медленно, насколько ему хотелось.
Погрузившись в раздумья, я говорил себе, что моя епитимья теперь наверняка исполнена. Я смыл свой грех — убийство Генри. К моему ужасу, надежда на то, что я обрету полный покой, оказалась ложной. В этот день я зарубил по меньшей мере шестерых сарацинских пленников, чьи шеи и руки были связаны веревками. Да, то были язычники, место которым в аду, и все же их лица долго не стирались из моей памяти.
Было слишком поздно идти к Джоанне, чтобы развеяться и забыть о тяготах дня. Вместо этого я отправился — после того как смыл кровь, хотя, конечно, не всю, — в ближайшую таверну вместе с Рисом, де Дрюном и Торном и выпил больше вина, чем стоило.
Глава 22