Крестоносец

Роберт, приор из Херефорда, ждал нас. Это был низенький человечек с глазами навыкате. Держался он важно, но Ричарду отвесил глубокий поклон.

— Добро пожаловать в Утремер, — произнес король.

— Спасибо, сир. Я…

Ричарду некогда было вести обмен любезностями.

— У тебя письмо от Лоншана?

— Да, сир.

Роберт передал королю скрепленный печатью пергаментный сверток.

Обычно письма зачитывал вслух королевский письмоводитель, но не в этот раз. Ричард сам прочел послание, беззвучно шевеля губами. Вошли де Бетюн и граф Лестерский, еще один доверенный человек государя. Вскоре появился епископ Солсберийский Губерт, тоже пользовавшийся уважением короля.

Ричард закончил, и пергамент снова скатался в свиток между его пальцами.

— Другие письма есть? — спросил он у приора.

— Одно. От вашей матушки, королевы Алиеноры, сир, — сказал Роберт, поспешно передав его.

Снова воцарилась тишина на то время, пока Ричард знакомился с содержанием второго пергамента. Он дочитал до конца, но так ничего и не сказал. Лицо у него было непроницаемое, словно высеченное из камня.

Я посмотрел на де Бетюна. Тот разделял мою тревогу. Мне стало невмоготу.

— Что там, сир? — спросил я.

К моему удивлению, король рассмеялся.

— Так много всего, что даже не знаю, с чего начать.

Де Бетюн и я снова переглянулись. Епископ Губерт шепнул что-то на ухо графу Лестерскому.

— Началось это в сентябре, — сказал Ричард. — Неделю спустя после победы при Арсуре мой брат Жофф самовольно отплыл в Англию. Прознав об этом, Лоншан известил своего родича, констебля Дуврского, и тот арестовал Жоффа за нарушение клятвы. Брата протащили, невзирая на архиепископский сан, по мостовой, так что он пересчитал головой все камни, а потом бросили в замковую темницу.

Помолчав немного, король продолжил:

— Лоншан поступил глупо и разом настроил против себя всех священников и прелатов в Англии. Седмицу спустя он освободил Жоффа, но вред было уже не загладить. Лоншан стал ненавистным для всех изгоем. Сбежав из Лондона, канцлер попытался перебраться в Нормандию, но был пойман и провел несколько дней в заточении. Вскоре его выпустили, но Джон уже успел посеять недоверие к нему. А еще мой брат счел нужным собрать войско, сделал Виндзор своим опорным пунктом, а оттуда двинулся на столицу.

Ничего себе семейная преданность, подумал я, и в мыслях недобрым словом помянул Джона. Еще мне было любопытно, где Фиц-Алдельм, который должен был добраться до Нормандии. Какие пакости у него на уме? К этому времени он мог уже переправиться через пролив в Англию.

— Седьмого октября в соборе Святого Павла в Лондоне состоялся совет, — снова заговорил король. — На нем Джон и архиепископ Вальтер сместили Лоншана с должности. Джон, похоже, собирался заявить о своих притязаниях на власть. Но прежде, чем он успел это сделать, Вальтер известил его о полученных от меня полномочиях — он становится верховным правителем королевства. Вынужденный отступить, Джон удовольствовался титулом summus rector[19].

Скользнувшая по губам Ричарда улыбка была тонкой и совсем не доброй.

— Титул позволяет ему рядиться в одежды регента, но без действительной власти. Лоншан уверяет, что Джон брызгал слюной от ярости и утихомирился, только когда присутствующие поклялись в том, что он станет королем, если я умру до возвращения в Англию.

— А что же Лоншан, сир? — спросил де Бетюн.

— Уехал во Фландрию и направил папе жалобу на дурное обращение с ним. Ответ из Рима пришел быстро. Лоншан остался папским легатом, тогда как архиепископ Вальтер, четыре юстициара и два других епископа были отлучены. Жофф развил в Йорке бурную деятельность, стремясь сместить де Пюизе, а затем отлучил его. А вскоре и Джона, поскольку тот провел Рождество вместе с де Пюизе. Если так пойдет и дальше, — произнес Ричард с отчаянием, — скоро в Англии не останется ни одного христианина.

Тут рассмеялся даже приор Роберт.

Давно питая нелюбовь к Джону, я с ходу поверил письму Лоншана, но епископу Губерту требовались доказательства.

— Не может ли быть, сир, что Лоншан сгущает краски, желая выставить ваших братьев злодеями, а себя оправдать? — спросил он.

— Это стоило бы принимать в расчет, — сказал ему Ричард. — Вот только моя мать в своем письме более или менее подтверждает слова Лоншана.

Приор Роберт улыбнулся.

— Ты не радуйся. — Ричард смерил клирика строгим взглядом. — Здесь сказано, что ты о себе весьма высокого мнения и, кроме того, любишь совать нос в дела, которые тебя не касаются. Полагаю, ты с умыслом известил мою мать о том, что едешь в Утремер. Сам связался с ней. Я не прав?

— Правы, сир, — пробормотал Роберт, побледнев.

Ричард фыркнул.

— Получается, что забота приора о собственной выгоде сыграла вам на руку, сир, — заметил Губерт.

— Похоже, так, — согласился король.

На лице Роберта проступила надежда — и угасла, когда Ричард велел ему уйти.

— Если бы не письмо матери, — продолжил Ричард, — я не поверил бы, что этот мошенник Филипп успел так быстро сделать предложение Джону, а тот чуть ли не мгновенно ответил.