Крестоносец

Уехав, сказал Ричард, он станет таким же, как Филипп: отступником, нарушителем клятвы. Еще он бросит своего племянника Генриха Блуаского, которому только что помог взойти на трон Иерусалима. Существовал также немалый риск того, что в случае его отъезда войско распадется. Но, оставаясь, он рисковал еще больше. Нападение на Иерусалим могло закончиться полным провалом, а Джон тем временем сеял хаос в Англии и строил козни с Филиппом, готовившимся вторгнуться в Нормандию.

Не раз слышал я, как король бормочет:

— Неужели я должен потерять свой трон ради того, чтобы сохранить трон за Генрихом?

Дьявольски трудный выбор стоял перед ним, и я радовался, что делать его предстоит не мне.

Спустя несколько дней Ричард вынырнул из мрачных раздумий, решив остаться в Утремере до Пасхи следующего года. Король выглядел осунувшимся и похудевшим, но был бодр.

— Не могу поступиться совестью, Руфус, — сказал он мне. — Я не позволю себе уехать, не предприняв еще одну попытку победить в этой проклятой войне.

Известие о том, что он остается с войском, было встречено всеобщим ликованием. Я сомневался насчет искренности герцога Гуго, но пока это не имело значения. Шестого июня мы с воодушевлением двинулись на Иерусалим. Всего через пять дней мы были в Байт-Нубе — зимой этот переход занял у нас два месяца. Сарацины не показывались; наши потери составили всего несколько человек, пострадавших от змеиных укусов. Тем не менее Генрих отправился в Акру — собирать все доступные подкрепления, а также вытаскивать «лежебок» из кабаков и борделей.

Я был с Ричардом на следующий день, когда мы подкараулили шайку турок, собиравшихся устроить засаду. Наш отряд, человек тридцать рыцарей двора, перебил многих, а остальных погнал от источников Эммауса. До самых холмов, образующих защитный пояс вокруг Иерусалима, преследовали мы их. С вершины одного из холмов нам открылся вид, побудивший нас, как по наитию, натянуть поводья.

— Господи Иисусе! — воскликнул Торн.

В изумлении взирал я на раскинувшийся вдалеке город в окружении могучей стены. Не возникало вопроса, что это за город и где мы находимся.

— Это Монжуа, — сказал я.

— Гора, с которой первые крестоносцы увидели Священный город сто лет назад, — благоговейно проговорил Ричард. — Вот он стоит, меньше чем в пяти милях от нас.

Сердце забилось чаще. Я представлял, как мы захватываем город и воочию зрим церковь Гроба Господня, самую сокровенную из всех христианских святынь. Целиком исполнив епитимью, наложенную архиепископом Вальтером, побывав в этом священном месте и покаявшись в убийстве Генри, я получу полное отпущение за совершенное преступление.

«Чтобы полностью очиститься, ты должен сожалеть, что убил его, — нашептывал чертенок у меня в голове. — А ты не сожалеешь».

Я проклял чертенка и сказал себе, что ни один христианин не может сделать больше для искупления грехов.

— Чудесное зрелище, правда? — задумчиво спросил Ричард. — Удастся ли нам подобраться к нему еще ближе?

Погруженный в собственные заботы, я не ответил.

Глава 30

Акра, конец июля 1192 года

Был конец дня, самое неуютное время суток — жаром веяло не только с небес, но и от каждого здания и даже от булыжников мостовой. Некогда я ненавидел этот страшный, как в печи, зной, но здесь, в Акре, часы, когда он продолжался, стали самыми моими любимыми: они предназначались для наших с Джоанной встреч в той же самой гостинице, в глубине генуэзского квартала. Пока я сидел на стуле в комнате и ждал, Рис, как всегда, нес дозор снаружи.

Почти шесть недель прошло с той поры, как мы с Ричардом стояли на вершине Монжуа. Я вздыхал, вспоминая об этом, ибо то был единственный раз, когда мы видели Иерусалим, и, похоже, последний. Предстояло довольствоваться тем искуплением, какое мне довелось понести. Переговоры с Саладином возобновились, и владение Священным городом на них не обсуждалось. Христианам разрешалось посещать его, но он оставался в руках турок.

Я погрузился в мрачные раздумья. Наши надежды рухнули вскоре после двадцать девятого июня, когда Генрих Блуаский, теперь некоронованный король Иерусалимский, подошел с подкреплениями из Байт-Нубы. Собрав на следующий день совет, Ричард поставил вопрос о выборе наилучшего образа действий. Надо было или брать Священный город, или отсрочить попытку, предприняв вместо этого удар на Египет. Голосовали двадцать человек: пять пуленов, пять тамплиеров, пять госпитальеров и пять французов. Большинство их хорошо знало, что такое война в пустыне. Решение оказалось ожидаемым: пятнадцать против пяти высказались за отход от Иерусалима. Все пятеро несогласных были французами.