Крестоносец

После совета Гуго и его сторонники откололись от нас. Для французов имело смысл лишь одно — взятие Иерусалима. Им не было дела до того, что нападение на Египет или занятие Бейрута — таков был последний замысел Ричарда — значительно ослабит Саладина, увеличив вероятность овладения Священным городом. Отделившись, Гуго и его люди тем не менее шли вместе с нами от Байт-Нубы до Яппы, а от нее — до Акры. Герцог, епископ Бове и другие знатные французы размещались теперь в нескольких улицах от гостиницы, а большая часть их войска стояла лагерем вне крепостных стен, отдельно от остальных.

Негромкий стук. Я подошел к двери и отпер. На пороге стояла Джоанна, щеки ее слегка разрумянились от жары. Для моих глаз она выглядела божественной. Я низко поклонился, как при дворе, и пригласил войти.

Мы обнялись и поцеловались. За этим должно было воспоследовать большее, намного большее, но нам помешали донесшиеся с улицы крики.

— Саладин! — Голос приблизился к нам. — Саладин взял Яппу!

Мы в изумлении воззрились друг на друга. Я выглянул через щель в ставнях, но толпа снаружи была такой густой, что рассмотреть говорившего не удавалось.

Минуту спустя по лестнице взбежал взволнованный Рис. Он принес еще кое-какие сведения: наш враг внезапно напал на город. Немногочисленный, неспособный продержаться долго гарнизон направил находившемуся в Акре Ричарду отчаянную просьбу о помощи.

Я повернулся к Джоанне:

— Прости, любимая, но мне нужно к королю.

— Разумеется. — Она жадно припала к моим губам, не обращая внимания на смущенного Риса, и проводила меня до двери. — Ступай!

Солнце не успело еще зайти, а мы уже вышли из гавани Акры, взяв пятнадцать кораблей — все, что успели приготовить к плаванию за такой краткий срок. На борту находились сотни пизанских и генуэзских солдат, забывших на время взаимную вражду, а также английские и анжуйские рыцари. К сожалению, с нами не было ни единого боевого скакуна или ронси — некогда было заниматься их погрузкой. Рис плыл со мной, де Дрюн тоже проскользнул на борт. Генрих Блуаский, новый король, двигался по суше с большими силами из тамплиеров и госпитальеров.

Ричард расположился на носу, жадно вглядываясь в темневший горизонт, как будто рассчитывал разглядеть на берегу Саладина. Ветер свежел, играя королевским вымпелом на главной мачте. Я стоял рядом с королем, радуясь, что мы снова идем в бой вместе.

Политика и дипломатия, заключение и распад союзов — все это навевало на меня скуку. Меня раздражали постоянное соперничество с французами, происки пройдох вроде покойного Конрада Монферратского и то обстоятельство, что я не мог просто взять и вызвать Фиц-Алдельма на смертный бой при следующей нашей встрече. Я предпочитал простые черно-белые краски войны, будоражащую кровь ясность. Я и король — на одной стороне, а враг, Саладин — на другой.

Смешок. Я повернул голову:

— Сир?

— Ведя переговоры о мире, мы оба, Саладин и я, готовились нанести удар. Я нацеливался на Бейрут, он — на Яппу. Забавно, правда?

— Да, сир. После того как мы отгоним войско султана от города, переговоры возобновятся?

Как и король, я не допускал мысли о поражении.

Очередной смешок.

— Без сомнения. Саладин должен был устать от войны не меньше, чем я. Рано или поздно мы придем к согласию.

— Вы отдадите ему Аскалон, сир?

Этот вопрос был главным. Обо всем остальном стороны договорились. Христиане получали право посещать Иерусалим, за ними оставалась полоса побережья от Тира до Яппы. Саладин сохранял Иерусалим и материковые замки, земли между ними и морем считались общими. Но Аскалон стал для Ричарда камнем преткновения. Саладин желал его разрушить, о чем король вообще отказывался говорить. Одно это требование заставило его усилить гарнизон крепости.

— Не отдам. — Ричард выпятил челюсть — он делал так в минуты, когда им овладевало особенно сильное упрямство. — Его восстановление обошлось нам в целое состояние, и работы закончились не далее как месяц назад!

Я отважился сунуть палку в гнездо с шершнями.

— Как же тогда вы придете к соглашению с Саладином, сир?

Вместо суровой отповеди я удостоился печального взгляда.

— По правде говоря, не знаю. — Затем, понизив голос так, чтобы даже находившиеся рядом моряки не услышали, он добавил: — Мир мне необходим. Если Аскалон станет платой за договор, который позволит мне вернуться в Англию, я готов это обсудить.

Такой расклад нравился мне не больше, чем ему, но я тоже был сыт по горло жаркой и недружелюбной страной. С учетом той опасности, какой подвергалась держава государя, нам следовало уехать как можно скорее. Если нам не удастся нанести Саладину поражение в бою, мир станет наилучшим выходом.