Крестоносец

— Как ни крути, мое мнение тоже ничего не изменит, но так просто я этого не спущу. — Ричард послал воздушный поцелуй Беренгарии. — Скоро вернусь.

Я бросил взгляд на Джоанну и взмолился, чтобы король не ошибся в расчетах. При всей важности нашего дела, свидание значило для меня куда больше.

— Готов сунуть голову в логово льва, Руфус?

Кольчужный кулак ткнул меня в плечо. Несмотря на броню, было больно.

Не стоило и пытаться переубеждать короля — воспоминания о его былых ссорах с Филиппом и совсем недавней перепалке с Леопольдом Австрийским были свежи в памяти. Поэтому я только кивнул и улыбнулся.

Пока мы ехали к дому тамплиеров, Ричард поведал мне о его подземных конюшнях.

— Сегодня не самый подходящий день, чтобы попросить показать их, — заметил он, хохотнув. — Как и подземный ход, что ведет от их жилища в гавань.

Этот ход позволял тамплиерам перемещаться без помех, невзирая на частые раздоры между пизанцами и генуэзцами.

Сержанты, стоявшие в карауле у дома тамплиеров, были не одни. Тут собралось много французских солдат. Все удивились, увидев английского короля, прибывшего в полном вооружении, с графом Генрихом и дюжиной рыцарей. Но войти нам не помешали. Один из стражников кинулся предупредить Филиппа, и ему пришлось поспешить — Ричард отказался ждать у дверей.

Король шел впереди. Грохот наших окольчуженных ног и звон хауберков эхом отдавались от стен. Свет факелов отражался от начищенных шлемов, которые мы несли под мышкой. Сложно было представить более воинственную процессию, не хватало только обнаженных клинков. Я снова поймал себя на мысли, не слишком ли вызывающе мы себя ведем, но, клянусь Христом и всеми его святыми, это подогревало кровь. Я оглядел прочих, и среди всеобщей решимости мне сразу бросилось в глаза отуманенное заботой лицо Фиц-Алдельма. Ощутив мое внимание, он тут же напустил на себя безразличие. Мне было недосуг размышлять над таким странным поведением: мы приближались к трапезной.

Филипп и его соратники обедали. Когда мы появились, в зале повисло потрясенное молчание — жандарм-вестник опередил нас всего на мгновение. Двое солдат у двери повиновались Ричарду, отрывисто приказавшему проводить нас к королю. Звук тяжелых шагов отдавался под сводами трапезной. Все внимание сосредоточилось на нас. Заставляя стражников бежать, чтобы оставаться впереди, Ричард решительно направился к Филиппу. Я узнал сидевших за столом: Конрада Монферратского, дородного епископа Бове, который облизывался, глядя на Риса в Фамагусте, и Дрого де Мерло, его спутника в том злополучном посольстве. Филипп полулежал на кушетке, как делают пулены, пухлая белая рука сжимала жареную птичью ногу. По щекам стекал жир, оставляя пятна на темно-синей тунике. Как всегда непричесанный, он выглядел настолько непохожим на монарха, насколько можно. Но только до тех пор, пока не посмотришь ему в глаза, холодные и проницательные. Бережно положив мясо на блюдо, он молча наблюдал за приближением Ричарда.

— Пируешь, как погляжу, — сказал король.

— Разве это не привычный час для обеда? — возразил Филипп. — А ты что, сражался? Мне казалось, сарацины сдали город?

Губы его скривились, за столом послышались смешки.

— Я и мои рыцари упражнялись, готовясь к грядущим битвам. Ворота Иерусалима сами собой не раскроются. Хотя ты этого и так не увидишь… Мой племянник Генрих, — король указал на стоящего рядом графа Шампанского, — сказал, что ты спешно возвращаешься в свои земли, ибо лекари озабочены твоим здоровьем. И вот я вижу, что ты услаждаешь себя обильным угощением и выпивкой — прямо как настоящий больной.

Это решительное и не слишком вежливое заявление заставило других обедающих охнуть. Лицо Конрада стало злым. Из присутствующих, подумалось мне, Конрад больше всех теряет с отъездом французского короля. Лишившись главной поддержки, он почти полностью утрачивает возможность отобрать трон у Ги де Лузиньяна, не в последнюю очередь из-за того, что за Лузиньяном стоит Ричард.

Филипп утер губы салфеткой.

— Ты всегда был мужланом. Не стоит упрекать того, кто сочтет тебя родившимся в конюшне, а не во дворце.

— Послушайте, как котел называет чайник закопченным! Я бы сравнил тебя с неряхой-крестьянином за обедом. Но я сюда пришел не сыпать оскорблениями, а для того, чтобы услышать из твоих собственных уст о намерении нарушить торжественную клятву — вырвать Иерусалим из цепких рук Саладина.

— Акра сдалась нашим войскам, мои труды здесь окончены, — сказал Филипп. Взгляд его скользнул мимо Ричарда, и я подумал, что он может высматривать Фиц-Алдельма.

— Но клялся-то ты не в этом! Клятва будет исполнена не раньше, чем Священный город вернется в руки христиан.

— Мои доктора настаивают… — Сознавая, насколько слабым выглядит оправдание, Филипп заговорил по-другому. — Мой наследник — болезненный ребенок четырех лет. Если со мной что-нибудь случится, боюсь даже предположить, что станет с Францией.