В 1161 году, умирая от ран, нанесенных ему наемными убийцами, старый визирь бен Руззик жалел, что не воспользовался Бильбейсом как плацдармом для наступления на франков. В октябре 1168-го его опасения оправдались: Амори, к тому времени одержимый завоеванием Египта, двинулся на город-крепость с огромной армией, собранной со всего королевства крестоносцев. Этот шаг ознаменовал серьезное изменение стратегии Иерусалима: теперь это был уже не просто назойливый сосед, а грозный враг. Годом ранее Амори заключил брак с Марией Комниной, дочерью Мануила I Комнина, и, располагая теперь теоретической возможностью призвать себе на помощь военный флот Византии, он готов был переступить через обязательства перед своим союзником Шаваром и окончательно превратить фатимидский Египет в протекторат королевства крестоносцев. Не все в Иерусалиме были с этим согласны — в частности, тамплиеры говорили, что было бы глупо без причины отказываться от договорных обязательств. Однако их сопротивления оказалось недостаточно, и 4 ноября войско Амори прибыло к Бильбейсу, гарнизоном которого командовал Тайи, сын Шавара. «Ты что, думаешь, Бильбейс — сыр, который ты можешь сожрать?» — саркастически спросил он Амори. «Да, — ответил король Иерусалима. — А Каир — масло»[508]
. Его войско сокрушило оборону египтян и безжалостно разграбило город. «Большинство жителей предали мечу без разбора возраста и пола, — писал Гийом Тирский. — Если же кто-то вдруг избежал смерти, то лишился свободы и попал в жалкое иго рабства»[509]. Потом крестоносцы двинулись на Каир.Шавар, отступая и пытаясь затормозить мародерствующие войска Амори, предпринимал отчаянные действия. Он поджег аль-Фустат — старую часть Каира, расположенную за главной городской стеной. Согласно Ибн аль-Асиру, пламя бушевало на протяжении пятидесяти четырех дней. Но этот поступок не смог остановить Амори. Король Иерусалима незамедлительно осадил Каир и отплатил Шавару его же монетой: заявил, что снимет осаду только за миллион золотых динаров (что эквивалентно 4400 килограммам золота). Шавар, у которого не было иного выхода, согласился. Однако намерения держать слово у него так же, как и всегда, не было — не в последнюю очередь потому, что многие из налогоплательщиков, с которых он мог бы надеяться собрать требуемую сумму, только что лишились своих домов, сгоревших дотла. Тем не менее ослепленный обещанием огромного богатства, каким бы невыполнимым оно ни было, Амори отошел от Каира и разбил лагерь, где и расположился в ожидании денег.
Промедление оказалось смертельным. Шавар, двуличный до мозга костей, разыграл свою последнюю карту. Он написал Нур ад-Дину письмо, в котором умолял того прислать Ширкуха, чтобы отогнать неверных от врат города. Каким бы дерзким ни был этот жест, дважды просить ему не пришлось. Нур ад-Дин понимал, что дело идет к концу. Он снабдил Ширкуха двумя тысячами всадников из своей регулярной армии, колоссальным количеством пехоты и двумястами тысячами динаров для вербовки наемников. Юсуф ибн Айюб снова сопровождал дядю в походе на юг, хотя в этот раз отнюдь не по собственному желанию, поскольку к тому времени он уже занимал высокий пост в Алеппо и частенько составлял Нур ад-Дину компанию при игре в поло.
В декабре 1168 года огромная армия под командованием Ширкуха и Юсуфа ибн Айюба вторглась в египетские земли, обошла Амори с фланга и подступила к Каиру. Поначалу король крестоносцев хотел встретиться с Ширкухом и Ибн Айюбом в бою. Но прямо на Рождество разведка доложила ему о чудовищных размерах сирийской армии. Амори пришел как завоеватель, но вместо того, чтобы настоять на своем и нанести по противнику решительный удар, позволил обмануть себя пустыми обещаниями. Надеяться на помощь Шавара он более не мог, а народ Каира если и взбунтовался бы, то уж точно не в поддержку армии неверных, а скорее в пользу армии, состоящей преимущественно из мусульман, неважно, сунниты они или нет. Король внезапно понял, что миллиона динаров ему не видать и что «турки близко, и нам пора уходить»[510]
. 2 января его армия уже маршировала домой в Иерусалим.