Крестоносцы. Полная история

Эту свою жажду они утолили не до конца, но разгром, учиненный в Иерусалиме, и сам по себе был чудовищен. 4 октября 1244 года армия христиан, в которую вступили все военные ордены и почти все бароны королевства, вышла из Акры, чтобы отомстить хорезмийцам и их египетским патронам. Войско Исмаила пошло с ними — факт, который дамасский проповедник Ибн аль-Джаузи счел особенно возмутительным: больше всего ему не понравилось, что мусульмане маршировали под знаком креста[748]. 17 октября христианско-дамасское войско сошлось с хорезмийцами и египтянами в битве недалеко от Газы, в месте, которое крестоносцы называли Форбия (аль-Харбийя). Как писал патриарх, войско Дамаска обратилось в бегство, не успев толком вступить в бой, а христиане сражались «как святые богатыри и заступники католической веры», но все равно были разбиты наголову[749]. Почти все тамплиеры, госпитальеры и рыцари-тевтонцы полегли на поле боя — из немецкого ордена уцелели лишь трое. Рыцари и пехотинцы, епископы, аббаты и священники гибли и попадали в плен тысячами. Когда патриарх унес оттуда ноги и вернулся в Акру, он нашел город в состоянии «горя, плача и бесконечного страдания; не было ни единого дома или человека, которому некого было бы оплакивать»[750]. Христиане потерпели в этой битве самое сокрушительное военное поражение со времен Хаттина, и, даже учитывая, что крестоносцам приходилось разрываться на части, а Восточной Европе грозило нашествие монголов, оно вызвало традиционный ответ. Летом 1245 года на Первом Лионском соборе, где основное внимание было уделено монгольской угрозе и попыткам официально низложить Фридриха Гогенштауфена, новый папа римский Иннокентий IV объявил Седьмой крестовый поход с целью отомстить за потерю Иерусалима и Форбии. Возглавить его должен был король Франции — первый французский монарх, готовый отправиться на Восток после того, как Филипп II Август в гневе покинул Акру в 1191 году. Перед Людовиком IX, внуком Филиппа, богобоязненным и в прямом смысле слова святым, стояла непосильная задача.

Людовик стал королем Франции в 1226 году в возрасте двенадцати лет. В тот год его отец Людовик VIII, принимавший участие в Альбигойском крестовом походе, внезапно скончался (злые языки во Франции утверждали, будто его отравил любовник матери, крестоносец и трувер барон Тибо IV Шампанский). Регентом при юном Людовике стала его мать: под ее строгим оком он рос, она руководила его образованием и воспитала исключительно набожного, милосердного, прекрасно образованного и эрудированного монарха с честолюбивыми планами утвердить величие и святость французского престола и с представлением о Франции как о величайшем христианском королевстве Запада.

Людовик строил величественные готические соборы и оказывал щедрую поддержку бедным и неимущим. Он был удачлив, хорошо разбирался как в политике, так и в экономике, и добился всеобщего уважения на международном дипломатическом поприще. В 1238 году, дабы подчеркнуть свой высокий статус и славу французской короны, он купил у кредиторов разорившегося латинского императора Константинополя Балдуина II драгоценнейшую реликвию мира: терновый венец Христа, который Балдуин отдал в залог венецианским купцам^{155}. Людовик выкупил сокровище — не уступавшее любому, хранившемуся в Константинополе, да и где бы то ни было еще — за гигантскую сумму в десять тысяч иперпиров, или сто тридцать пять тысяч парижских ливров, что составляло половину годового дохода короны. После этого он потратился еще и построил Сент-Шапель — часовню, где будет храниться реликвия. Этот эффектный жест подчеркивал тот факт, что в 1244 году Людовик IX был первым среди владык христианского мира, а его слава давно превзошла славу Фридриха Гогенштауфена, изнывавшего под тяжестью отлучения.

Людовик принял крест в декабре 1244 года, уже через несколько недель после катастрофы при Форбии, и тут же чудесным образом излечился от приступа дизентерии, такой тяжелой, что чуть его не прикончила. Несмотря на чудесное исцеление, мать Людовика Бланка пришла в ужас, когда узнала, что он сделал: по словам Жана де Жуанвиля, автора подробной и красочной биографии Людовика, которую он написал в начале XIV столетия, опираясь на собственные воспоминания о короле, Бланку «охватила паника» — как будто «она предпочла бы лучше увидать его мертвым»[751]. Но раз уж король решил отправиться в крестовый поход, отговаривать его было не по чину.