Крестоносцы. Полная история

К моменту прибытия крестоносцев Занги был уже мертв. Более того, он был мертв уже давно. Ушлый старый атабек осаждал крепость Джабер недалеко от Ракки, когда 14 сентября 1146 года один из его слуг — которого Ибн аль-Каланиси называет «человеком франкского происхождения по имени Яранкаш»^{113} — прокрался в шатер хозяина и заколол его[468]. Что за обиду затаил Яранкаш, неизвестно, но Занги успел нажить массу врагов, и мамлюки — воины-рабы, охранявшие атабека, — предпочли отвернуться, когда его убивали. Занги, любивший спиртное не меньше Иль-Гази, напился в тот день сильнее обычного и сопротивления не оказал[469]. Яранкаш «убил его во сне» и сбежал. Он обезглавил войско Занги и привел в смятение сторонников атабека в Мосуле и Алеппо. Франки Утремера обрадовались смерти Занги. Гийом Тирский записал шутку, ходившую среди латинян, подметивших, что «в крови погиб окровавленным душегубец и злодей, носивший на себе имя крови»[470]. Но времени на веселые шутки им было отведено немного, потому что, как только Занги опустили в могилу, у мусульман Ближнего Востока появился новый, еще более опасный лидер.

Второго сына Занги звали Нур ад-Дином. Он «был смугл, высокого роста; борода у него росла только на подбородке. Он имел широкий лоб, приятное выражение лица, а глаза дышали кротостью»^{114}; имя его означало «Свет веры». Ибн аль-Асир воспевал его скромность, рассудительность и «великую» храбрость; он же рассказывал, что в битву Нур ад-Дин врывался вооруженный двумя луками и двумя колчанами стрел[471]. Гийом Тирский называл Нур ад-Дина «справедливым принцем, отважным, и мудрым, и, по традициям своего народа, глубоко верующим». Но был он также, мрачно замечает Гийом, «великим гонителем христиан и христианской веры»[472].

Когда сыновья Занги разделили наследство меж собой, Нур ад-Дин получил Алеппо (другому брату, Сайф ад-Дину, достался Мосул, а третий, Кутб ад-Дин Мавдуд, стал эмиром Хомса). В силу географического расположения его владений Нур ад-Дин проявлял пристальный интерес к Эдессе. С самого начала стало ясно, что править он собирается жесткой рукой. После смерти Занги смещенный граф Эдессы Жослен II попытался собрать армию, чтобы вернуть себе город, и принялся подстрекать к бунту армянских христиан, которые там жили. На это Нур ад-Дин ответил мерами, не уступавшими по жестокости делам отца: он привел войско из Алеппо в Эдессу, обратил в бегство Жослена, разгромил город, разрушил его укрепления, убил множество армян, а взятых в плен юных девушек послал своим друзьям и братьям в качестве наложниц[473]. Хронист Михаил Сириец описывал судьбу Эдессы выспренно, но выразительно, оплакивая город, «окутанный черным облаком, опьяненный кровью»[474]. Перспектив вернуть Эдессу без помощи с Запада не просматривалось.

У одного северного правителя была в особенности веская причина надеяться, что французские крестоносцы станут ему надежными союзниками. Раймунд де Пуатье правил Антиохией с 1136 года, когда он прибыл на Восток, чтобы положить конец долгой серии регентств в княжестве, женившись на дочери Боэмунда II Констанце. Как и большинство князей Антиохии, Раймунд немедленно оказался втянут в непрекращающийся конфликт с Византийской империей, с которой княжество граничило с запада; к тому же с падением Эдессы резко возросла угроза его восточным границам. Поэтому главной целью князя было защитить этот фронт, остановив продвижение Занги и Нур ад-Дина, а затем завоевать Алеппо и близлежащие города, в том числе Шезар, Хаму и Хомс. Армия крестоносцев, как думал Раймунд, будет очень полезна в достижении этой цели — а французская армия в особенности, потому что так уж вышло, что королева Франции Алиенора Аквитанская приходилась Раймунду племянницей.

Отношения между Алиенорой и Раймундом станут самым скандальным и тщательно исследованным аспектом Второго крестового похода. Стараясь привлечь на свою сторону Людовика, Раймунд «сильно рассчитывал на заинтересованность королевы», как писал Гийом Тирский[475]. Принимая у себя в гостях венценосную чету, князь из кожи вон лез, стараясь умаслить их роскошными приемами, на которых «все было устроено с величайшею пышностью»[476]. Алиенора наверняка рада была навестить такого близкого родственника и увидеть его экзотический двор, где можно было изведать все наслаждения восточной столицы — населенной при этом говорящими на окситанском языке уроженцами ее родины, юго-западной Франции[477]. Алиенора и Людовик провели в гостях у Раймунда десять дней; гостеприимство князя составляло разительный контраст с лишениями, которым они подвергались с тех пор, как покинули Константинополь, и Алиенора развлекалась вовсю. Очень быстро, однако, все пошло наперекосяк.