Концепция Богучарского, Корнилова, Барриве, Глинского, а также их менее проявивших себя единомышленников, в принципе одинакова, с различиями лишь в оттенках: от наиболее радикального среди них Богучарского к наиболее консервативному Глинскому. Вот смысл этой концепции. Народники – это благородные и честные люди, которые поначалу стремились к просвещению русского народа мирным путем и почти не отличались от либералов (все различие между ними сводилось к психологии: либералы-де представляли собой рассудительных, но безвольных Гамлетов, а народники – волевых, но безрассудных Дон Кихотов[14]). Царизм же, вместо того, чтобы пойти навстречу народникам (и либералам!) «по пути реформ
Так на примере 1870-х годов либералы советовали царизму быть терпимым к «шороху» либерализма, доказывая, что карательные излишества даже либеральных мечтателей озлобляют и делают революционерами, опасными, в первую-то очередь, для самого царизма. Впрочем, одобряя политические (особенно, конституционные) стремления революционеров, либеральные историки осуждали их способ действия: для либералов «красный» террор был такой же «крайностью» слева, какой справа был «белый» террор. «Методы борьбы народовольчества – заговор и терроризм – как методы совершенно неверные, – заключал Богучарский, – оказались, конечно, и совершенно несостоятельными на практике»[18]. Эта мысль пронизывает труды всех либеральных историков от Туна до Глинского.
Охранительной и либеральной концепциям противоборствовала третья до 1917 г. концепция в историографии народничества – собственно
Сила и слабость народнической концепции заключались в ее революционности. Сами народники, естественно, считали свою идеологию единственно правильной, хотя расходились в тактических и даже программных вопросах. В большинстве своем они (включая Кропоткина, Лаврова, Кравчинского) признавали самой рациональной программу «Народной воли», но террор как способ борьбы считали бесперспективным, при всей его (для России 1870-х годов) исторической обусловленности. Главное же, они разоблачали антинародную сущность и обреченность царизма и, вопреки многоголосой клевете, доказывали, сколь привлекательны революционеры нравственно – с их любовью к народу, самоотверженностью, бескорыстием, искренностью. В этом отношении наибольшую роль сыграла «Подпольная Россия» Кравчинского – произведение выдающееся по информативности, психологизму и художественной выразительности[20]. Особенно впечатляют в ней т.н. «революционные профили», т.е. 8 ярких портретных характеристик: С.Л. Перовской, П.А. Кропоткина, В.А. Осинского, Д.А. Клеменца, Д.А. Лизогуба, Я.В. Стефановича, В.И. Засулич и Г.М. Гельфман. Лев Дейч, который лично знал каждого из них, свидетельствовал, что их «профили» у Кравчинского «как живые»[21].
С начала XX в. народническую тенденцию подхватили и панегирически развили эсеры, которые насаждали прямо-таки культ «Народной воли» в условиях, когда народовольчество уже становилось анахронизмом[22].
Либеральная концепция отрицала правительственную, им обеим противоборствовала народническая, а все эти три концепции оспаривала