– Хорошо! Хорошо! Я расскажу вам историю нашего знакомства…
– Одну минуту! – всё так же сдерживая своё волнение, сказал Зверев. – Пусть ваш рассказ выслушает ещё один человек.
После этого Зверев позвонил Корневу и пригласил его к себе.
Глава третья,
Часы на стене показывали половину десятого, и комендантский час уже давно начался. За окном посвистывал ветер, ливень закончился, но одинокие капли всё ещё нудно постукивали по выгнутому заржавевшему карнизу. Тьма окутала город. Боголепов стоял у окна и глядел в полупрозрачную пустоту. От сырости у него всегда обострялись боли в суставах, а настойка из шиповника, которую ему обычно готовила сердобольная баба Клава с первого этажа, как назло, кончилась ещё в начале октября.
Где-то вдалеке завыла сирена и почти тут же умолкла. Стуча сапогами, словно стальными подковами по мостовой, под окнами прошёл патруль. Грубоватая и пугающая, словно лай сторожевого пса немецкая речь заставила старика сжаться. Он поплотнее задёрнул штору, подошёл к столу и зажёг стоявшую в фарфоровой пиа́лке свечу. После прихода немцев и введения комендантского часа, ограничивающего передвижение жителей по городу и предписывающего обязательное затемнение окон, электричеством Андрей Алексеевич почти не пользовался. Это позволяло уменьшить ненужные траты на электроэнергию, а для того, чтобы читать, у Боголепова имелся довольно большой запас церковных свечей.
Как-то, ещё незадолго до начала войны, к Боголепову зашёл отец Леонтий, настоятель Снетогорского монастыря. Он рассказал, что его послушники, копая яму для заготовки и хранения овощей вблизи Вознесенской церкви, наткнулись на старинное захоронение. Монахи отрыли подземный склеп, в котором оказался облачённый в истлевшие одежды скелет. Судя по сохранившимся останкам одежд и украшений, мертвец принадлежал к небедному сословию и мог быть каким-нибудь знатным боярином или даже князем. Помимо мертвеца в склепе нашлись несколько серебряных посудин, светильник с диковинной гравировкой и позолочённый крест размером с лошадиную подкову. Сообщать о находке городским властям отец Леонтий, разумеется, не хотел, и умолял Боголепова не разглашать сведений о найденных сокровищах. Андрей Алексеевич согласился молчать, и заявил, что нисколько не возражает, чтобы найденные реликвии пошли на нужды храма. Отец Леонтий благословил покладистого антиквара и в знак благодарности подарил Боголепову целый короб церковных свечек. Полученный от священнослужителя подарок Боголепов долгое время хранил в кладовке без дела, теперь же эти свечи очень даже пригодились.
Помимо коптящей свечки на столе стояла тарелка с двумя сваренными в мундире картофелинами, рядом с тарелкой лежала почерствевшая краюха хлеба. Соль кончилась ещё на прошлой неделе, поэтому Андрей Алексеевич достал из своих старых запасов несколько чёрных груздей пряного посола, которые хранились у него в погребе в большой деревянной кадке. Старик ел не спеша, тщательно прожёвывая оставшимися зубами каждый кусочек, стараясь не обронить на стол ни единой крошки. Несмотря на то что в грибах попадался песок, а подмороженная картошка была сладковатой на вкус, Андрей Алексеевич получил настоящее удовольствие от такого замечательного ужина. Он убрал со стола, уселся в кресло-качалку и накрыл ноги пледом из собачьей шерсти, чтобы хоть как-то утихомирить мучавший его артроз. Плотно набив трубку, старик закурил.
Сейчас Боголепов не страдал от нехватки курева и продуктов, однако в первые дни оккупации ему пришлось нелегко.
Когда немецкое командование объявило всеобщую трудовую повинность, в городе открылись биржи труда. Все взрослые мужчины моложе шестидесяти пяти должны были явиться для обязательной регистрации и получения рабочих паспортов. Так как Боголепову к этому моменту уже перевалило за семьдесят, он избежал всеобщей трудовой повинности, но при этом напрочь лишился всех своих средств к существованию.