Крестовые походы в Палестину (1095–1291). Аргументы для привлечения к участию

Нужно отметить, что хроники, которые не являются производными от «Деяний франков», не говорят о случае с белыми войсками, однако в хронике Раймунда Анжильского имеется одно косвенное указание на него. Именно во время осады крестоносцев Кербогой в Антиохии некоему сирийцу случилось видение. Ему явился клирик в белых одеждах (quidam clericus ante те, albis vestibus indutus), который оказался святым Марком, и сказал, что Бог находится у Антиохии и призывает к себе всех своих учеников: франки должны биться с турками, а, видимо, святые («мы») будут ими предводительствовать (Dominas noster est apud Antiochiam, et mandavit omnibus discipulis suis ut venirent eo, quoniam Franci debent pugnare cum Turcis, et nos erimus eis presidio)[420]. Вероятно, под «мы» (nos) Марк имел в виду небесные силы, что говорит о возможной связи этой истории с историей о белых войсках. Это предположение подкреплено и тем, что некоторая небесная помощь во время генерального сражения с Кербогой в хронике описывается, пусть и совершенно иначе, чем в «Деяниях франков» и производных хрониках. Хроника Раймунда Анжильского повествует, как, выступив против турок под предводительством Кербоги, франки выстроили восемь отрядов, и вдруг увидели еще пять, с помощью которых они одержали блестящую победу[421]. Разве что святые и белые войска здесь уже не упоминаются. В хронике Фульхерия Шартрского есть, возможно, еще одно косвеннное указание на историю с белыми войсками при Антиохии: одному из крестоносцев, пытавшихся дезертировать, является его погибший товарищ, утверждая, что не нужно бежать, ибо в бою вместе с крестоносцами будут Бог и погибшие товарищи[422].

Было ли новым явлением вмешательство святых в боевые действия? Как убедительно показывает Е. Лапина, прямое вмешательство святых в сражения не было в новинку: уже святые периода раннего Средневековья как в Византии, так и на Западе могли влиять на ход боевых действий. Более того, уже тогда могло встречаться упоминание святых на белом коне[423]. Святые могли вмешиваться в ход собятий как в виде непосредственного участия в боевых действиях[424], так и для их предотвращения путем наведения страха на врага[425].

Но как стоит интерпретировать появление в битве именно этих святых, а не каких-нибудь других? Любопытно, что, как пишет К. Эрдманн, святые Меркурий и Теодор, равно как и святой Деметрий, были восточ-нохристинскими «военными» святыми и были малоизвестны на Западе[426]. В одном из византийских источников VII в., написанном Иоанном, архиепископом Фессалоники, содержатся две чудесные истории, связанные с вмешательством святого Деметрия в боевые действия[427]: таким образом, он уже и до крестовых походов мог представляться в Византии как их участник. Подобно этому, святой Теодор, согласно истории Льва Диакона, появился на белом коне по просьбе Девы Марии во время битвы при Доростоне с князем Святославом (971 г.)[428]. Святого Георгия, правда, почитали до крестовых походов и на Западе, однако не как воина, а как мученика за веру[429]. Конечно, Готфрид Малатерра описывает в «Деяниях Роджера графа Калабрии и Сицилии и герцога Роберта Гвискара, его брата» (De rebus gestis Rogerii Calabrie et Sicilie comitis et Roberti Guiscardi ducis fratris eius), хронике, повествующей об истории норманнской Южной Италии, как святой Георгий помог в бою против сарацинов при Черами (1063), однако эти сведения ненадежны, поскольку его труд был написан уже после начала первого крестового похода[430]. Нужно также заметить, что К. Эрмданн, а вслед за ним и Е. Лапина[431] немного выдают желаемое за действительное и допускают неточность: если мы обратим внимание на процитированный Лапиной фрагмент хроники, мы увидим в ней повествование о явлении во время битвы некоего воина со сверкающим оружием и на белом коне, увидев которого все стали восклицать: «Бог и святой Георгий!». И более ничего. Иначе говоря, остается лишь предполагать, что воин был принят окружающими за святого Георгия. Вместе с тем стоит отметить: если войско приняло «сверкающего воина» за святого Георгия, значит, его воспринимали как «военного» святого.