Крестовый поход

– Уже не первый год в Литве некий Григорий, игумен Плинаирского монастыря, во главе дел церковных поставлен. Его же князь Витовт уже не в первый раз требует от патриарха в сан митрополита литовского возвести. Из-за всего этого непотребства средь люда православного по Литве волнение идет и безвластие, чем латиняне зело пользуются и храмы свои богомерзкие ставят, и от истинной веры православных отвращают, на смуту сию указывая и церковь нашу позоря.

– Меня это печалит, отче, – кивнул князь Заозерский. – Но что я могу сделать?

– В скудости своей Фотий в санях обычных ездит и уже не един раз простужался крепко. Увы, сын мой, патриарх царьградский отчего-то ревнителей веры христианской из краев наших не жалует, все норовит греков теплолюбивых присылать. А они у нас мерзнут. Хотелось бы мне с ответом моим, в знак расположения своего, отослать митрополиту возок новый, по тому образцу сделанный, в котором супруга твоя ездит.

– Помнится, с прежним митрополитом Новгород в ссоре был жестокой и даже кровь не раз проливал…

– Времена меняются, княже. Прежний митрополит на силе Василия держался, князя Московского. Ныне же твоими стараниями Василий слаб, да и у митрополита времена не лучшие. Полагаю я, коли Фотий дружбу мою примет и против Григория литовского силы свои бросит, то сие на благо нашей общей церкви выйдет.

– То есть новый митрополит должен отказаться от всех претензий, которые Киприан тебе высказывал, дать Новгороду полную автономию, не мешать епархии прирастать новыми приходами, и тогда мы не станем участвовать в расколе? – перевел его слова на нормальный язык Егор.

– Тогда мы станем с митрополитом дружить и крепить единство церкви, – мягко поправил его Симеон.

– А подарок, поднесенный мною, но с твоим посланием, подскажет Фотию, кого именно поддерживаю я и несколько тысяч моих ватажников?

– Он укажет на твое искреннее уважение к греческому митрополиту, – опять поправил архиепископ.

– Ну, вы, политики, умеете со своей дипломатией закрутить, – покачал головой Вожников. – Сам черт ногу сломит!

Знал бы он, что в это самое время происходит у него дома, на бывшем амосовском подворье!

Княгиня Елена, встав поутру из постели, облачилась в платье заботливыми руками служанок, прихорошилась перед серебряным полированным зеркалом, а когда прочие девки отступили, Милана чуть наклонилась и шепнула:

– Дозволь слово молвить, матушка. Вечор на торгу иноземец ко мне подходил, просил встречу с тобой устроить. Три монеты дал золотых и еще обещал.

– Да ты в своем ли уме, дура?! – вскочила Елена. – Чтобы я мужу изменила?!

– Королева Маргарита! – отбежав в испуге, уже не таясь выкрикнула Милана. – Сказывал, от нее приехал!

– Вон все пошли! – рыкнула Елена. – Милана, Немку оставь.

Она села обратно к зеркалу, коснулась пальцами уголков глаз, покачала головой:

– Подвести надо бы… Ну, чего притихла? Сказывай…

Иноземная невольница тихонько подкралась к госпоже и принялась осторожно расчесывать волосы, собирая их в пряди. Елена прикрыла глаза. Ей нравилось, когда служанки возились с ее волосами.

– Так, матушка, нужда вышла припасы кое-какие пополнить, – начала рассказывать Милана. – Я на торг пошла, жира бараньего для ламп купить, бо свечи жечь больно дорого выходит. Заметила, что от ворот увязался кто-то. Я, знамо, за нож уж взялась. Помыслила, недоброе тать задумал. Однако же тот госпожой меня окликнул и спросил, знаю ли я княгиню Заозерскую али прислугу ее? Я молвила, что кое-кого ведаю. Он же испросил встречи с тобой, матушка. Золото вот дал и обещал зело добавить, коли сложится.

– И как вы сговорились?

– Он, мыслю, за воротами уже ждет… Сказывала, как волю твою узнаю, выгляну.

– Иноземец?

– Сказывает ладно, но с пришепеткой. И костюм забавный. Сверху вроде как зипун обычный, однако же из-под подола ножки тонкие проглядывают. И сапог бантиком подвязан.

– Чего он от меня хочет?

– О том не ведаю, матушка. Кто я такая, о делах княжьих спрашивать?

– Верно, верно… – сложила ладони перед собой Елена. – Пожалуй, мы сделаем так… Горницу приготовь, в которой перед отъездом прошлым ремонт делали. Вели вычистить и кресло из пиршественного зала поставить. И еще, подставку для книг принеси и письменные все принадлежности. Мало ли, понадобятся… Иноземцу скажи, пусть после полудня приходит. Без оружия. Но сама наготове будь, коли за нож браться не опасаешься. Что еще?

В зеркале она увидела невольницу, которая, высунув от старания язык, заправляла ей волосы под кокошник.

– И Немку нашу в наряд ее танцевальный переодень. Теперь ступай, желаю над платьем своим поразмыслить.

* * *

Пройдя вслед за служанкой в покои княгини Заозерской, барон Альбрехт фон Хольберг увидел скучающую на троне правительницу в дорогом платье, усыпанном драгоценными каменьями, и в платке, белом от жемчугов. Перед хозяйкой извивалась в странном восточном танце девушка невероятной внешности и непостижимого наряда. Большеглазая, с золотым украшением в носу, с легчайшей вуалью на волосах, обмотанная шелками, увешанная золотыми поясами и подвесками, и при всем том – босая!