Кричи громче

Брызги обжигающего семени выстреливают между нами, растекаются, размазываются, но все это не способно вынудить нас остановиться. Мы еще очень долго не можем прекратить тереться, ерзать и постанывать…

Глава 27

Ярослав

Щурясь от палящего послеполуденного солнца, окидываю сидящую на траве Машку внимательным взглядом и помогаю ей освободить поврежденную ступню из сандалии.

Стараюсь не смотреть на непривычно задранный сарафан и слабо прикрытые им загорелые бедра. Напрямую не пялюсь, но периферийно улавливаю. Кровь густым потоком стремительно несется в пах, член моментально каменеет.

Сука…

– Больно? – нажимаю пальцами на выпирающую косточку голеностопного сустава, не дотрагиваясь непосредственно к кровоточащей ране.

– А-а-й! Конечно, конечно, больно! У-у-и-и-и… – мелко дрожа губами, Маруся начинает плакать. – Яричек… Очень больно… – без какого-либо стеснения скулит и всхлипывает все громче, словно не восемнадцать лет ей, максимум пять. – Осень-ошень… – это подразумевает «очень-очень».

– Шерьёзная шитуация, – нет, мне не до смеха, хочу лишь ее взбодрить.

– Яричек… – типа ругает. Только недолго. Снова повторяет мое имя, но уже тем самым голоском, который, мать вашу, каждый раз помогает ей скручивать меня в бараний рог: – Яричек, миленький… Яричек, я домой не дойду. Вызывай скорую.

– Может, заодно и МЧС? – смеюсь все же.

– У-у-и-и-и… – то ли соглашается, то ли просто продолжает плакать.

– Прекращай реветь. Тут нет ничего страшного. Смотри, ступня нормально двигается, – рассуждаю здраво.

Но, стоит провернуть из стороны в сторону, визжит моя принцесска на всю деревенскую округу.

– Ты меня доломать решил?! Ай-яй-яй… У-у-и-и-и… – раздувает щеки, замирает, а затем, складывая пухлые губки трубочкой, медленно выдыхает.

– Продышись, продышись, Манюня, – синхронно с ней вентилирую воздух.

Где-то совсем рядом мычат коровы и блеют овцы. Это подсказывает, что, собирая нужный, мать ее, Марусе гербарий, мы все же не слишком далеко от деревни отбрели. Но, учитывая травму моей неженки, расстояние непосильное.

– Ну, хочешь, я подую?

– А? Куда? На ранку? Давай… – непонятным образом резко успокаивается и притихает. Подставляя «лапку», замирает, не сводя с меня расширенных и блестящих от слез глаз. – А перекиси у тебя нет?

Какое-то время, пока неудержимо рвемся взглядами друг другу в души, вокруг нас только лес звуками живет.

– Есть! Ношу с собой, бля.

Возникшая до этого пауза столь же странно и неожиданно заканчивается. Машка продолжает плакать.

– Тогда оставь меня здесь умирать.

– Не дури, святоша. Давай, хватай меня за шею. Понесу домой на руках.

– Три километра? – смотрит как на героя.