Давно проснулся, но вставать не спешу, даже когда в бункере врубается освещение. Лежу, сохраняя полную неподвижность. Машка тоже никаких видимых признаков пробуждения не выказывает. Закинув на меня половину своего тела, сладко сопит в ухо.
– Кажется, идет дождь… – тихо выдает, не открывая глаз.
– Как поняла?
– Мне не хочется просыпаться.
В этом я ее очень хорошо понимаю. По утрам сильнее всего разбирает осознание беспощадности происходящего. Новый день стартанул, и хрен знает, сколько еще таких впереди. Бессрочное заточение. Неизвестность, которая ломает психику, как ты ни хорохорься.
– Вставай, Маруся, – звонко шлепаю ее по ягодице. – Труба зовет.
Принимая сидячее положение, святоша пытается выпутаться из собственных волос.
– Что мы будем делать? – вяло интересуется и, прикрывая ладонью рот, раз за разом зевает.
– Что-нибудь.
– Мм-м, супер. Горю от нетерпения, – ворчит угрюмо, прежде чем подняться.
Всеми силами торможу себя, чтобы не выдумывать какую-то бесовщину и не провоцировать новый выброс эмоций для нас обоих. Решаю, что «белый» день в кои-то веки стоит прожить спокойно. По этому пути и направляю Машку. После завтрака затягиваю в «кинозал» и вверяю в руки пульт, мол: «Твори, мадам, чё хочешь». Сам, как ленивый котяра, на диване расползаюсь.
И… Хрена с два!
Покой нам только снится.
В этом чертовом месте невозможно уединиться. Даже мысленно. Мы не просто постоянно находимся друг перед другом. Мы непрерывно в подсознании. По глазам понимаем, о чем думаем. Это должно бы накладывать какие-то ограничения, вынуждать нас быть осторожнее в своих желаниях. Да ни хрена! Не стесняясь, делимся зреющим внутри нас помешательством. Транслируем без цензуры.
– Я должна тебе кое в чем признаться, – каким-то чрезвычайно осторожным и вместе с тем вкрадчивым шепотом разрушает тишину Титова.
И я уже готовлюсь, что это будет какая-то неописуемо-ебучая хрень. Волнение сходу разбирает тело, взвинчивая все физиологические процессы далеко за пределы нормы.
Рывком поднимаясь с дивана, опускаюсь на пол аккурат напротив Машки.
– Говори.
Фильм она так и не выбрала. На экране еще светится заставка со списком бестселлеров позапрошлого десятилетия. Однако мы оба знаем, что через какое-то время подсветка погаснет, и, так как верхнее освещение выключено, помещение поглотит беспроглядная темнота.
Только этого и ждем.
Не отрываем друг от друга взглядов ни на секунду.
С последним успешно справляется святоша, пылкой скороговоркой выдавая:
– Помимо Масюкова был еще один.
Если высокопрочный огнеупорный лист стали поставить ребром и прицельно в нужном месте ударить, он пойдет волной. Так и во мне, за всей хреновой массой мышц и костей, душу со звоном сворачивает.
– Еще один, кто? Что? – спрашиваю и ощущаю, как в груди безумное пламя разгорается.
– Еще один поцелуй.
Сердце в глотку толкается. Да там и застревает, раздавая кровь неровным скачкообразным ритмом.
– Кто? – все, что получается выдохнуть грубым голосовым броском.
– Ридер.
Оцепенение. Секунда, две, три… А потом режущим скрипом по груди расходится жгучая и болючая, как гангрена, чернота.
– Это тоже получилось случайно? – прикрываюсь едким сарказмом.
Ухмыляюсь, как бес, отнюдь не благожелательно.
– Нет, не совсем, – с опаской отвечает. Понимает, значит, как на меня действует эта информация. – Странно, что он тебе не сказал…
– А ты хотела, чтобы сказал?
– Конечно… Нет.