Крик болотной птицы

Лысухин угадал — в это самое время к полковнику Вайскопфу привели для беседы Старикова. Майор по-прежнему выглядел угнетенным и подавленным, а еще — невыспавшимся. Он и в самом деле не спал почти всю ночь и поступил он так преднамеренно. Вряд ли человек, судьба которого решается, а возможно, решается вопрос, жить ему или не жить, будет спать безмятежным сном. Такой человек будет думать, терзаться, переживать — все это элементарная человеческая психология. А коль человек провел всю ночь без сна, то это непременно должно отображаться и на его лице, и во всем его поведении. У Старикова все это отображалось и притом очень отчетливо. Нужно было, чтобы полковник Вайскопф сразу же, просто-таки невооруженным глазом заметил результаты душевной маеты Старикова.

Полковник, конечно же, заметил, да и как было не заметить? Какое-то время он молча смотрел на Старикова, а тот исподтишка — на полковника. По всему было видно, что полковник остался удовлетворенным результатом своих наблюдений. И это было хотя и маленькой, но все же победой Старикова.

— Я вижу, вы приняли окончательное решение, — сказал наконец полковник.

Стариков ничего не сказал. Он понимал, что полковнику сейчас не нужны его слова, полковник сейчас упивался своей наблюдательностью и проницательностью.

— Хорошо, — сказал полковник. — Значит, мы можем поговорить о деле, не так ли?

— Да, — сказал Стариков.

Он, конечно, даже не предполагал, что полковник приставит его к подготовке агентов и заброске их в партизанские отряды или советский тыл. Это была тонкая и важная работа, а главное — она была предельно засекреченной. И вряд ли вот так, с налету, после двух бесед, Старикова к такой работе допустили бы, несмотря на то что он, по легенде, выдавал себя за специалиста по этому делу. Нет, тут без дополнительных проверок — никак. Да и то далеко не факт, что даже после проверок Старикова допустили бы к такой работе. Да, по легенде, он был специалистом по всяческим агентурным делам, но это, в соответствии с замыслом, была, если выражаться рыбацким языком, ловля на сомнительную приманку. Может, рыба клюнет, а может, и нет. Поэтому при разработке операции расчет большей частью был на то, что немцы, если они поверят Старикову, определят его либо в школу по подготовке диверсантов, либо приставят его к вербовке и подготовке карателей.

Так, собственно, и случилось, и это была еще одна маленькая победа Старикова. А точнее сказать, это была всеобщая победа — и Старикова, и тех, кто вместе с ним разрабатывал операцию.

— Мы намерены поручить вам очень важное дело, — сказал полковник. — А именно — вербовку и подготовку специальных отрядов для борьбы с партизанами.

Стариков ничего не сказал, лишь кивнул.

— Разумеется, здесь имеется множество нюансов, — произнес полковник. — Впрочем, вам их объяснят.

А дальше было все, как и в случае с Лысухиным. Вскоре в помещение вошли два автоматчика и офицер, и Старикову было велено следовать за ними. «Наверно, Евдоким уже получил для себя задание, — думал Стариков, шагая за офицером. — Хорошо бы в школу диверсантов… Тогда-то все и вовсе было бы замечательно!»

Глава 16

Народная мудрость гласит: «Везет тому, кто делает правое дело». Повезло и Старикову с Лысухиным. Им определили место жительства в одном и том же бараке — правда, в разных его концах. Как поняли смершевцы, это было специальное помещение для особой категории лиц. То есть все они были инструкторами, преподавателями — короче говоря, готовили карателей и диверсантов. Формально эти люди считались заключенными, но — заключенными с привилегиями. Жили инструкторы в небольших комнатах по три-четыре человека, питались отдельно от других узников, да и кормежка у них была получше. Охрана, конечно, присутствовала, куда же без нее, но она не была такой дотошной, надоедливой и свирепой, как у обыкновенных заключенных.

Так что — повезло. Хотя, скорее всего, дело было не в везении, а, так сказать, в специфике. Всё же инструкторы, в отличие от остальных заключенных, дали свое согласие на сотрудничество с немцами, а значит, и их образ жизни показательно должен был отличаться от жизни основной массы узников. Это было нечто вроде назидания. Дескать, если и вы дадите свое согласие на сотрудничество, то и вас ожидают и ночевка в чистом и теплом помещении, и сносная кормежка, и прочие удовольствия и блага.

Конечно, это была приманка, это была западня, но некоторые из числа узников охотно шли в эту западню — потому что слаб человек. И особенно слаб тот, что упал духом и отчаялся. На это, собственно, и был у немцев расчет. Тем более что на фронте наметился перелом, людей стало не хватать, а коль так, то вполне сгодятся и пленные.