Крик в ночи (СИ)

Так высоко рассуждал Кирилл, вводя в вену очередную дозу героина. Его взгляд на пристрастие к наркотику отшлифован до блеска. Парень был умным, начитанным, когда-то писал стихи, пытался верить в Бога, в церковь наведывался. Но… сколько талантливых и умных в России гибнет! Им несть числа! Сколько из них сдается, отступая перед жизнью, уходя в расцвете лет.

Мы все обманываем себя, думал Кирилл, только очень по-разному. Он, к примеру, с помощью наркоты. Другие — с помощью телевизора или расхожей книги. Суть-то одна…

После наркотика облегчение наступило моментально: прошла изнуряющая ломка, возникла долгожданная иллюзия успокоения и отрешенности. Можно спокойно дышать и, скажем, смотреть все тот же дурацкий телевизор, бессмысленно уставившись в экран. Жизнь бежит где-то там, а здесь, в стенах родного дома, тихо и уютно. Мать на кухне звенит посудой, готовит ужин. Он с аппетитом сейчас поест, чувство голода растет с каждой секундой. Как обрадуется мать! Ведь он сильно исхудал за последнее время — кожа да кости. Только наркотик и возвращает к нормальной жизни. Правда… где-то в глубине души, словно маленькая заноза, точит обещание лечиться. Конечно, мать поступила опрометчиво, дав ему большую часть Полиных долларов на лечение. Нашла, кому доверить деньги! А он все тянет, и продолжает ширяться — денег еще много. Совесть только мучает. Иногда. Помучает и отходит с новой инъекцией. Ничего… Он еще найдет в себе силы вылечиться!

А Полинка молодец! Вышла замуж за богатого мужика и живет себе припеваючи. Откуда берется богатство? Ведь просто так, ниоткуда, деньги не сыпятся. Значит, крутой бизнесмен, человек дела. Может, такие, как ее муж и вытащат Россию из вечного болота? И ему, Кириллу, будет выгода — на лечение всегда найдутся средства.

— Кирюша! — позвала мать. — Ужин готов.

— Иду, ма.

Подойдя к матери, сын обнял ее за плечи и небритой щекой коснулся лба:

— Ты у меня единственная и самая-самая любимая. И самая родная…

* * *

Три черных бронированных «мерседеса» мчались из аэропорта Шереметьево по ночным улицам Москвы. В одном из них, лениво перелистывая журнал, удобно расположился подтянутый пожилой господин. Он изредка бросал безучастный взгляд на мелькающий за окном пейзаж и, попыхивая сигарой, иногда улыбался собственным мыслям. Звали господина Эдвард Коллинз. Свой и без того краткий визит в Россию директор ФБР решил сократить до… трех часов. Именно за это время необходимо решить все основные вопросы. Его совершенно не интересовала эта страна с точки зрения исторической культуры, науки, уклада жизни людей или чего- либо еще. Здесь его вообще ничего не интересовало, кроме… одного незначительного аспекта: работы некоей банковской структуры. Ни больше! Словно он по старой привычке, очутившись в незнакомом месте, искал какую-нибудь пивную поприличней, чтобы скоротать там немного времени, прежде чем снова двинуться в путь.

Его встречали глава администрации президента господин Калашин и шеф контрразведки господин Шельмягин. Визит значился как неофициальный, строго засекреченный, и проходил под прикрытием тщательно отобранных сотрудников спецслужб.

Представившись друг другу и обменявшись незначительными репликами о погоде, все трое уединились на подмосковной вилле Калашина в уютном зале у камина. Переводчики отсутствовали, т. к. и Калашин, и Шельмягин неплохо говорили по-английски.

— Перейдем к делу, господа, — сказал Коллинз. — Каков темп конвертации денег из Росии в Штаты?

Глава администрации президента широко улыбнулся:

— Полагаю, наша встреча будет намного более продуктивной, откажись мы от менторского тона по отношению друг к другу. Надеюсь, господин Коллинз, я не произнес ничего лишнего?

— Извините, господа, — пожал плечами Коллинз. — Мне больше всего не хотелось, чтобы меня понимали превратно. Согласен с господином Калашиным. Итак?

Видимо, считая себя большим знатоком России, Коллинз упустил одну существенную деталь — у русских ничего не начинается и ничто не заканчивается без застолья. Пусть даже самого скромного.

— Мы кого-то ждем? — спросил директор ФБР, чувствуя, что пауза затягивается.

— Как вы догадливы, — заметил Шельмягин.

Официанты в черных смокингах вкатили подносы с первосортной выпивкой и закуской.

— У нас все дела делаются на скорую руку, — вздохнул Калашин, расправив на коленях белоснежную салфетку. И, словно извиняясь за поваров, обратился к Коллинзу: — Ведь просил их приготовить осетрину с грибной подливой, а они (здесь он положил на тарелку аппетитный кусок рыбы), извольте видеть, подают ее под абхазским вином. Как вам это нравится, господин Коллинз?

— Предлагаю тост за успех нашего дела! — поднял граненую рюмку водки Шельмягин.

— Господа, у меня диета, печень, — попытался отказаться гость. — Доктора категорически запретили все острое и соленое. И кроме незначительных доз коньяка…

— Нет, вы подумайте! — совсем возмутился Калашин. — Здесь только четыре сорта коньяка. Какой вы предпочитаете, коллега? «Армянский», «Одесский», «Белый аист» или французский?

— Давайте французский.