Крикса

– Короче, она взяла нашу маму, запеленала её прямо в пододеяльник, как маленького ребёнка, и стала укачивать.

Галка спросила:

– Колыбельная была?

– Ага. Что-то про баю-бай, засыпай. Мы, значит, стоим на своем пороге и смотрим. И даже пошевелиться не можем.

– Я вообще-то немного мог, – вставил Добрыня. – Но подумал, что это будет нерационально и опасно. Вдруг она отреагирует на моё движение?

– Короче. Женщина качала маму, положила её на пол и занялась спящим папой. Тоже укачивала и тихо напевала. Ходила по комнате, как со своим ребёночком. У меня даже сердце в пятки ушло. Я реально решил, что это мне кошмар снится. Ущипнул Добрыню, а он как заорёт.

– Ещё бы. Больно же было. Я заорал, в общем, а женщина повернулась на звук и стала смотреть прямо на нас.

– Кстати, я тоже это заметила. У неё глаз-то никаких нет, но всё равно она как будто смотрит.

– Ага. – Добрыня соскочил со стула и принялся наворачивать круги по веранде. – А потом она начала напевать песенку и для нас тоже. Я сразу понял, что для нас. Такой страшный и скрипучий голос.

– Страшный голос, – повторил Марк. – Я от него даже орать вмиг перестал, потому что сильно перепугался.

– А потом что произошло?

– Потом она уронила нашего папу на пол. Шмяк, и он упал. И я оказался в кровати. – Марк посмотрел на Галку так, что ей вдруг стало как-то не по себе. – Я оказался в кровати. А рядом Добрыня. Не спит. Мы сначала лежали и просто молчали, а потом я спросил, спал ли он? Снилось ли ему прямо сейчас что-нибудь странное?

– Конечно, блин, снилось. У нас ведь один и тот же общий сон был, ты прикинь! То есть получается, уже не сон, а реальность. Потому что ты тоже её видела, страшную женщину эту!

– Видела, да. Я же вам говорю.

Галка торопливо рассказала свою историю и даже показала ладонь с пластырем.

– Что-то мистическое, – пробормотал Добрыня, разглядывая жёлтые полоски с машинками.

– Но есть и одна рациональная мысль, – вставил Марк. – Мы вообще, когда сюда шли, договорились между собой молчать. Вдруг у нас двоих случилось помешательство? Грибов съели или ягод не тех. Бывают ведь и массовые галлюцинации, знаешь. А тут ты. И рассказ твой необычный.

– Но ты её ещё и вчера видела, – сказал Добрыня. Он чуть успокоился, остановился на краю крыльца, у ступеней. Капли с крыши снова застучали по капюшону. – Может, это ты нам вчера засунула эту мысль в подсознание? Типа, страшная история, крипипаста форменная. Мы не обратили на это внимания, а подсознание нам как будто бы забросило дичь в сон.

– Ты сам-то в это веришь?

– Не очень. Но мы уже третий день с Марком не спим. Могло же нас шандарахнуть галлюцинациями? Могло.

– Я-то ведь сплю, и вполне нормально. Тогда меня почему тоже шандарахнуло? – Галка разозлилась, но всего лишь самую малость. Неизвестность всегда или злит, или пугает. – Надо найти кого-нибудь ещё и расспросить.

– Наши родители до сих пор спят, как сурки. – Добрыня заглянул в окно и прищурился. – В столовой пусто. Столы на стульях. Никакого движения. Интересно, завтрак у нас вообще будет? Жрать охота, если честно.

– Мои тоже спят. Думаете, эта самая женщина усыпила всех взрослых в лагере?

– Ага. Убаюкала своей жуткой колыбельной.

Марк подошёл к деревянной двери и потянул за ручку. Постучал громко несколько раз. Треснул её ногой.

– Заперто, тихо, уныло, – сказал он. – Если она усыпила всех вокруг, то почему мы с вами не спим? И младенец, вон, громко орёт как резаный.

– Потому что мы дети.

– Это мысль! – встрепенулся Добрыня. – Зацепка, как в детективе. Есть тут ещё, кроме нас, дети?

– Ни одного. Даже местных не найти, потому что до ближайшего города семь километров. – Марк всё продолжал дёргать дверную ручку, но теперь уже с некоторым остервенением. Нервничал, наверное, хоть и старался не подавать виду.

– Есть младенец, пойдёмте. Если моя теория действительно верна, то Юлия будет крепко спать, а мелкий – орать.

– Стойте, стойте! Там кто-то шевелится! – внезапно сказал Добрыня.

Галка внимательно заглянула в окно из-за его плеча. Поначалу она увидела только собственное отражение, но потом разглядела столы, торчащие вверх ножки стульев, которые на эти столы поставили в перевёрнутом виде, пустую раздатку, уголок-музей вдалеке, и там, у лестницы, стоял старик-фронтовик.

– Пластинку снова крутит, – шепнул Марк. – Кабзда твоей зацепке, не только дети сейчас не спят.

– А чего он не реагировал-то, когда ты стучал?

– Глухой. Ему девяносто с хвостиком.

– Ага, глухой, но музыку-то он как-то слушает. Просто не хочет нам открывать.

– Может, ещё раз постучим?

– Я тебе постучу! – округлил глаза Добрыня. – А вдруг он тоже замешан? Вдруг он как-то вызвал эту женщину? Помните, это он с самого начала с фигурками бегал тут и странные вещи нам говорил?

– Полагаю, вызвал её тот самый свёрток, что притащил Клим Палыч с озера, – зашептала Галка. – Всё просто. Древний дух, от которого давно пытались избавиться и утопили. А тут его снова вытащили наружу. Там же и цепь была. Почти наверняка заговорённая.

– Идёт ко входу! – Марк тоже шептал, но как будто громко кричал шёпотом.