Крикса

Втроём они рванули прочь от окна, ссыпались со ступенек и быстро побежали по размякшей тропинке. Дождь уже почти не шёл, так, немного покапывал на исходе. Галка бежала и думала, зачем она вообще сейчас убегает? Что такого было страшного в старике? Наоборот же, он не спит, а значит, с ним можно спокойно поговорить. Что-нибудь полезного выяснить. Но сработало старое правило – все побежали, и она побежала за ними. Марк и Добрыня уже свернули к кострищу, Галка за ними. На мокрых от дождя лавочках спали мокрые взрослые. Три человека. Давно спали, судя по их виду.

– Просыпаемся! Подъём! – заорал Добрыня, не останавливаясь.

Безрезультатно. Страх подкатил к горлу. Какая-то тоскливая безнадёга напала, будто осенняя хворь. Сразу много вопросов в голове возникло: «А вдруг родители больше никогда не проснутся?», «А вдруг Галка сама уснёт прямо сейчас?», «А вдруг они больше никогда-никогда не выберутся из этого жуткого места?»

Лагерь сразу же перестал быть дружелюбным и позитивным местом отдыха.

За кострищем на тропинке они нашли ещё одного спящего, в гамаке, растянутом между двумя березами. Гамак был сделан из плотной ткани и полон дождевой воды, а в воде лежал мужчина в шортах, майке и сланцах. Возле него братья притормозили.

– Простудится или захлебнётся, – сказал Добрыня, растирая ладонями влагу по лицу.

– Или ещё что, – добавил Марк.

Всё же была у них крепкая солидарность, несмотря на споры. Перекинувшись парой слов, близнецы быстро сообразили, что нужно делать, раскачали и с большим трудом перевернули гамак. Березы тихо заскрипели. Мужчина упал на землю, лицом вниз, и тут же перевернулся на бок, подтянул ноги к груди и захрапел. Точь-в-точь как папа.

– По ходу, это сонная зараза какая-то, – сказала Галка, внимательно разглядывая спящего мужчину. – Морок. Стоп-кадр.

– Чего?

– Занавес, говорю. Что-то странное продолжает твориться вокруг. Я сразу почувствовала, как только проснулась. Не сон всё это.

– Пошли к младенцу, – сказал Марк. – Если Юлия правда спит, то его надо хотя бы забрать на время к себе. А если не спит…

– То она не страшнее неспящего старика, – подхватил Добрыня. – И у неё есть еще глиняные фигурки. Пусть объяснит нам всё как следует.

– А чего мы от старика-то побежали?

Марк пожал плечами:

– У него пластинки в руках были. Может, он их и в детей тоже швыряет.

– Я за братом побежал, – добавил Добрыня. – Я ему доверяю в этом плане. Раз бежит, то и мне надо не зевать.

– Понятно.

Всё дело в страхе, решила Галка. Ведь как бывает? Страх как вода, заполняет собой любой сосуд. Испугался мелочи, значит, ты пустил страх внутрь себя. Глазом не успеешь моргнуть, а уже будешь бояться вообще всего вокруг. Хоть грома и молнии, хоть старика с пластинкой.

Детский плач, к слову, стих. Дальше они уже не бежали, было неудобно, потому что узкую тропинку сильно размыло, по ней скользила обувь. Сандалии после таких приключений по-любому придется выбрасывать.

Пакет с ноутбуком при ходьбе неприятно бил по бедру. Галка всё так же размышляла, что, по-хорошему, ей нужно снимать всё это на видео, чтобы потом сделать классный фильм. Возможно, это будут действительно ужасы. Подростковые. Все сейчас вокруг любят ужасы. Что-нибудь в стиле настоящего документального кино, снятого от первого лица. Правда, в школе наверняка никто не поверит, что всё происходящее – правда. Малинкина скажет, что мужик на самом деле вовсе не спал в гамаке, а ему дали пятьсот рублей, чтобы он им подыграл. И женщины без лица никакой нет, это обычный грим. У Шапошниковой Риммы мама работает гримером в театре, поэтому Римма разбирается, она бы сказала: да, точно, обыкновенный грим. Причем никудышный. Ну кто так рисует шрамы и бороздки, якобы от ножа? Глупости.

В общем, с документальным кино плохая идея. Никто никогда не верит в документальные фильмы, будто вранья в них намного больше, чем в художественных. Снимет кто-нибудь кино про то, что птицы произошли от динозавров – нет веры. Вот и с ведьмой, баюкающей людей, точно так же выйдет.

За этими невеселыми мыслями они вышли к домику, и Галка тут же увидела Юлию и её безымянного ребёнка. Под шиферной крышей слева, где раньше была мастерская по её глиняному искусству. Юлия сидела на раскладном стуле и баюкала младенца. Сходство с ночной гостьей было очевидное: тёмные волосы спадали на лицо, а ребёнок весь оказался в пеленках. Юлия ещё и напевала тихо: «Спи, моя радость, усни». Увидев ребят, она замолчала.

– Не спит? – поинтересовался Марк, засунув руки в карманы шорт.

Все трое замерли на границе между кустарником и поляной перед крыльцом дома.

– Не засыпает, – ответила Юлия. – А вы чего тут?

– Гуляем, – сказал Добрыня. – Исследуем ближайшую территорию. Вот, на плач к вам заглянули. Вдруг что случилось.