Я увидела, что в комнате за столом действительно сидят двое. Один из них был очень худой, ключицы так и выпирали из полурасстегнутой белой рубашки – просто скелет! Редкие светлые волосы на голове напоминали цыплячий пух и смешно топорщились в разные стороны. Было видно, что он болен то ли туберкулезом, то ли онкологией в последней стадии. Он угрюмо смотрел на сидящего напротив мужчину, который являл собою полную противоположность ему: широкий, приземистый, довольно полный, с круглым лицом и коротким ежиком темных волос.
– Зачем твои люди схватили Макаку? – с едва прикрытой злобой спросил скелет. – Ты, Медведь, зарываешься.
– Макака замочил Миху, – ответил ему полный мужчина.
Это он, что ли, Медведь? Подходящая кликуха, ничего не скажешь.
– Макака не мог его замочить, – возразил скелет и добавил: – Ты же очень хорошо знаешь, что Макака здесь ни при чем.
– Теперь казино осталось без хозяина, – оставив без внимания реплику «скелета», констатировал Медведь.
– Хозяин всегда есть, – возразил скелет. – Миха был хозяином, но ненастоящим.
– Это так, Ерш. Но только один хозяин может быть настоящим. Ты или я, – жестко сказал Медведь.
– Конечно, я, – безапелляционно заявил Ерш.
– А не многовато ли тебе? У тебя уже есть бензоколонки, ресторан, шашлычная.
– Чегой-то ты счетоводом заделался, Медведь? – мрачно заметил Ерш. – Ты на чужое добро не зарься, свое считай.
– Значит, не хочешь отдать по-доброму? – спросил Медведь.
– А если и не захочу? Тогда что будешь делать? – с вызовом парировал Ерш.
– Макака останется у меня, – не отвечая на вопрос Ерша, сказал Медведь.
– Да и черт с ним! Пусть он будет твоим, а казино – моим.
– А тебе не жалко Макаку? Все-таки он столько времени служил тебе верой и правдой. Нехорошо людьми так раскидываться.
– Он мне больше не нужен, – упрямо проговорил Ерш. – Забирай его себе и делай с ним что хочешь.
– Вот ты как заговорил! А если Кремень узнает? А вдруг Макака начнет болтать направо и налево? Он ведь сам знаешь какой разговорчивый делается, когда…
Ерш молчал.
– Тогда, Ерш, я тебе еще вот что скажу: Макака может оказаться у ментов. И тогда он начнет закладывать всех. И меня, и тебя, и самого Кремня… И многие ни в чем не повинные люди окажутся за решеткой.
– Ты это что же, хочешь Макаку мусорам подсунуть? – с угрозой в голосе спросил Ерш.
– Да это не я его сдаю! Ведь Макака мочканул Миху, его арестовали, а он начал говорить. Вот что получается. Я своих людей не сдаю, не подставляю, не то что некоторые.
Ерш молчал.
– Да, вот такие вот дела получаются, брат, – с деланым сочувствием сказал Медведь. – Ладно, недосуг мне тут с тобой базарить. По поводу казино, я надеюсь, ты все понял.
– Макака Миху не трогал, – медленно, с расстановкой сказал Ерш. – Может, это ты отдал приказ его замочить, а теперь хочешь все на меня свалить? Ладно, говори, сколько ты хочешь получить за Макаку?
– Нисколько, дорогой, – улыбаясь во весь рот, отчего его круглое лицо стало еще круглее, сказал Медведь. – Он пусть у меня останется.
Разговор смолк. А мне вдруг показалось, что я услышала голос Макса, и раздавался он из другой комнаты. В доме явно что-то происходило. Макс говорил с сильным возбуждением и страхом одновременно. Его перебивал другой мужской голос, властный и грубый. Потом я услышала грохот и крик боли. Кричал определенно Перепрыжкин. Что же там происходит?
– Это не я! Я ничего не знаю! И я не убива-а-ал его! – вопил Макс.
– Где ты был этой ночью? – снова спрашивал тот же грубый голос. – Отвечай, козел!
– Дома я был, дома, – в охрипшем голосе Перепрыжкина слышался неприкрытый ужас.
Я переместилась поближе к соседнему окну, откуда доносились крики, и попыталась заглянуть туда, рискуя быть обнаруженной, потому что ветки дерева в этом месте уже не прикрывали меня. В этой комнате тоже находились двое – несчастный, растрепанный и стонущий Перепрыжкин и тот самый бритоголовый, что схватил его у ресторана.
– Ты что же, хочешь сказать, что всю ночь был дома и никуда не выходил? – снова спросил бритоголовый.
Макс что-то невнятно пробормотал и застонал. Не иначе как его хорошенько отделали. Есть такие умельцы, которые так бьют по внутренним органам, что достаточно нескольких ударов – и человек от боли уже ничего не соображает и готов на все. Причем следы побоев совершенно не видны: нет ни кровоподтеков, ни даже синяков.
– Я же говорю, что Миха простил мне долг! – вдруг горячо заговорил Перепрыжкин, переставая стонать. – Зачем мне его убивать? Из-за такой суммы на мокрое дело не идут.
– Сумма, значит, для тебя маленькая оказалась? – усмехнувшись, спросил бритоголовый. – А что же ты тогда не отдал ее Михе? Раз проиграл, то надо платить. Или ты не знаешь?
– Да я и собирался заплатить! – с отчаянием в голосе выкрикнул Макс. – Я же знаю, что долги надо отдавать. Но сразу я не мог собрать такие бабки. Я попросил Миху дать мне отсрочку, он и согласился, мы ж с ним друзья были. И счетчик он поэтому не стал включать, сказал: «Отдашь, когда сможешь».