Криминалистика по пятницам [litres]

В художественном фильме, задумай его создатели изобразить подобную ситуацию, несомненно, победила бы мировая справедливость в лице опера, с природной смекалкой через препоны добравшегося-таки вовремя к нужному адресу и повязавшего злодея. Но в жизни, к сожалению, победил — и в чистом виде, и по очкам — толстый начальник РУВД, поборов худосочного Мигулько, отбросив того от сверкающего «форда» в грязь и гордо уехав кушать. Но Костя, точно Петух из «Бременских музыкантов», изрядно ощипанный, но не сломленный духом, плюнул вслед «форду» и угнал «десятку» начальника милиции общественной безопасности, который слегка припозднился с обеденным перерывом, вышел из управления и, благодушно щурясь на солнышко, успел увидеть только хвост своей уносящейся вдаль машины, и даже не понял сразу, почему из окон гроздьями свисают сотрудники и громко ржут.

В тот раз Костя, конечно же, опоздал в нужный адрес, но вечером того же дня все-таки повязал злодея в интерьерах местного «Мутного глаза». А уже утром огреб от руководства по полной, и даже раскрытие тяжкого резонансного преступления не спасло его от кары.

Вот и я, помня эту леденящую душу историю, после того как чуть не силой заставила нашего лядащего шофера отвезти меня на улицу Евгеньевскую, первым делом стала по пути придумывать спасительное оправдание (заранее зная, что срочная необходимость прибыть на место происшествия таковым не считается) и, только слепив в уме какую-то ерунду, набрала мобильный Синцова:

— У нас осложнения, приезжай на Евгеньевскую, к Бутенко.

Синцов тоже, видимо, предпочитал узнавать все из первых рук, поэтому подробностей не требовал, а коротко сказал:

— Еду. — И отключился.

На подъезде к дому Бутенко нас обогнала «скорая помощь», беспрерывно гудевшая сиреной. Когда мы остановились у нужной парадной, врачи уже взбегали по лестнице. Я вслед за ними поднялась к квартире. Дверь была приоткрыта, в прихожей еще топталась бригада «скорой помощи». Из дальней комнаты — явно детской, судя по вываливающимся оттуда мягким игрушкам и розовым в цветочек обоям, — неслись высокие тягучие звуки плача. Кристина плакала в голос, скорее, даже поскуливала, прерываясь, чтобы только хватануть воздуха.

Справа от входа в квартиру была гостиная, без дверей, с широким арочным проходом, так что мне хорошо видна была обстановка — классическая, слегка под старину, мебель, изящный диван, обитый кокетливой тканью, а на нем — лежащая, тоже в изящной позе, женщина в шелковом халате. Мне показалось, что она очень красивая и очень молодая. И очень несчастная: голова ее была запрокинута, тонкой бледной рукой она удерживала на лбу сползающее мокрое полотенце и постанывала в унисон плачам Кристины. Значит, мама в этом доме все-таки есть, и мне при взгляде на семью в полном составе стало понятно, почему во время следственных действий рядом с девочкой была не она, а папа: похоже, что мама играет тут роль второго ребенка, слабая, изнеженная, она ждет от мужа такого же трепетного ухода, как за дочкой, и помощи в экстремальных ситуациях от нее никакой, раз она, слыша плач дочери, не сидит рядом с ней, держа ее за руку, а сама требует утешения.

Папа-Бутенко, со страдальческой складкой, прорезавшей лоб, с совершенно сумасшедшими глазами, сжав зубы, командовал врачами, которые явно растерялись, не зная, к кому первому бросаться оказывать помощь. Постепенно они распределились — одна, молоденькая фельдшерица, подошла к женщине, присела рядом с ней, взяла за руку, считая пульс, что-то тихо стала ей говорить, отчего женщина застонала уже в голос. Остальные двое докторов пошли за Бутенко в детскую. Вскоре он вышел оттуда, плотно прикрыв дверь. Плач сначала усилился, потом постепенно начал стихать. Юрий Борисович стоял, напряженно прислушиваясь, и только через несколько минут подошел ко мне.

— Что случилось? — неоригинально спросила я.

— Он пришел снова, — ответил мне Бутенко.

— Не поняла…

— Что вам не понятно?! — сорвался он было на крик, но тут же оглянулся сначала на дверь в детскую, потом в сторону гостиной и понизил голос. — Зачем вы врали, что это он убит?!

— Юрий Борисович, вам никто не врал. — Сначала я растерялась, но потом вспомнила, что его дочь, вообще-то, опознала руку покойника.

Видимо, и он вспомнил о том же, потому что начал что-то возражать мне и замолчал, осекшись на первом слове. Мы с ним оба машинально посмотрели на дверь детской. Там было уже совсем тихо, только время от времени слышались какие-то короткие команды врача фельдшеру по поводу лекарств.

— Простите. — Бутенко приложил руку к глазам. — Совсем я что-то… С этими делами… Пойдемте на кухню.

Я прошла за ним на кухню — большую и уютную, он усадил меня на диванчик и стал привычно накрывать на стол, причем не шарил по кухонным шкафчикам в поисках того-сего, а совершенно автоматическими движениями доставал нужные предметы. Из чего я сделала вывод, что Юрий Борисович Бутенко дома еще и по хозяйству главный, а от жены его нету толка даже на кухне. Но это, впрочем, не мое дело; ему нравится, и слава богу. И девчонка у них симпатичная…