Криминалистика: теоретический курс

Комментируя затрагиваемую новеллу уголовно-процессуального закона, С.Казиахмедов отметил, что Россия — единственная страна, в УПК которой есть подобная норма, тогда как «во всём цивилизованном мире принято считаться со свободой воли человека, с его правом давать показания с участием или в отсутствие защитника»[922]. Следует также согласиться с комментарием названной нормы Е. Е.Центрова: «Анализ п. 1 ч. 2 ст. 75 позволяет сделать вывод, что уголовно-процессуальный закон составлен так, что конституционное право подозреваемого (обвиняемого) на защиту превратилось фактически в его обязанность иметь защитника. С точки зрения закона его желание отказаться от защитника может и должно быть во многих ситуациях проигнорировано следователем»[923]. Ещё в XVIII в. Чезаре Беккариа писал о подобном феномене следующее: «Одним из источников ошибок и несправедливостей являются ложные понятия о пользе, которые создают себе законодатели. Ложно понятие о пользе, когда отдельные неудобства считаются более важными, чем общие, когда чувствам приказывают вместо того, чтобы их возбуждать, когда говорят логике: служи!»[924]

Сопоставление сроков для производства допроса подозреваемого (24 часа с момента задержания) с реально существующими сроками для принятия защитником решения участвовать в деле (до пяти суток с момента получения приглашения, за редким исключением реализации процедуры принудительного выделения адвоката (ч. 4 ст. 50 УПК РФ)) позволило сделать профессору В. М.Мешкову интересное замечание: «Основываясь только на анализе прописанных в законе правил допроса подозреваемого и обвиняемого, можно сделать вывод о том, что соблюдение процессуальных правил возможно только при безусловном согласии защитника на выполнение следователем тех или иных действий»[925]. Поэтому не стоит гнаться за теми пока ещё действующими нормами, которые не выдерживают испытания анализом соответствия их Конституции России, практике уголовного судопроизводства и выходят за рамки его назначения и принципов. Кроме того, ст. 75 УПК РФ идёт вразрез с общепризнанными представлениями о свободе поведения подозреваемого, обвиняемого как участников уголовного судопроизводства со стороны защиты.

Такая законодательная гиперопека подозреваемого, обвиняемого с одной стороны, ни в коем случае не является позитивным ограничением обвинительного произвола с другой стороны, а выглядит как чрезмерное недоверие к органам, осуществляющим уголовное преследование, попутно безосновательно ограничивает свободу самих подследственных и возлагает ненужную дополнительную нагрузку на псевдозащитников, так называемых «коридорных адвокатов». Кроме того, если признать приёмы изобличающего характера и ряд приёмов распознавательной направленности несостоятельными в свободном прочтении профессором Т. А.Седовой и соответствующей ее интерпретации буквы и духа уголовно-процессуального закона, то почему бы не обратиться к анализу содержания понятия уголовного преследования, под которым понимается процессуальная деятельность стороны обвинения в целях изобличения подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления (п. 55 ст. 5 УПК РФ). К этому мы не раз ещё будем возвращаться. При всей дискуссионности законодательного определения и двусмысленности понимания рассматриваемого термина в п. 55 ст. 5 УПК РФ и в ч. 2 ст. 21 УПК РФ ясно одно: изобличения, определяющего содержание уголовного преследования, без комплекса тактических приёмов соответствующей направленности по-прежнему представить нельзя. Вместе с тем, нельзя не заметить, что законодательное определение уголовного преследования ставит довольно щекотливый вопрос о различии тактики допроса подозреваемого и тактики допроса обвиняемого, ведь цель теперь едина — изобличение. Подозреваемый должен быть изобличён. Но достижима ли такая задача при вполне понятном дефиците доказательств на первоначальном этапе расследования? Думается, что несмотря на двуликость законодательной формулировки уголовного преследования, приоритетные задачи остаются прежними: «допрос подозреваемого — выяснение причастности», «допрос обвиняемого — изобличение имеющейся достаточной совокупностью доказательств». Представляется, что вопросы дальнейшего развития тактики уголовного судопроизводства необходимо рассматривать именно в этом аспекте.

Сегодня система криминалистической тактики представлена общими положениями и тактикой следственных и судебных действий. В то же время система следственных действий есть несомненное процессуально-правовое основание систематизации, тогда как криминалисты мало внимания уделяют собственно криминалистическим критериям. Поэтому в учебной литературе, которая вся без исключения приняла систематизацию следственной тактики по видам производимых следственных действий в качестве основной, игнорируются собственно криминалистические основания классификации различных комплексов тактических приёмов. Таковыми могут, к примеру, быть следующие:

1. По степени индивидуализации тактических решений: