— Может быть, может быть, — сказал Астахов. — Да, все хочу спросить у вас, кто же вы по специальности?
— Художница.
— Вот видите, я как чувствовал! — обрадованно проговорил Павел Кузьмич. — Значит, угадал! В каком жанре работаете?
— Собственно, ещё учусь. Заканчиваю Суриковский институт.
— Прекрасно, прекрасно! Лучший наш художественный вуз! — продолжал восхищаться доцент. — Но, Виктория Николаевна, на пути у вас столько терний! Говорю вам об этом потому, что мой ближайший друг, милейший талантливейший человек, ничего не нажил за всю свою жизнь, кроме двух инфарктов и кучи врагов в Союзе художников… Ой, хватит ли у вас сил? — Он покачал головой.
Вербицкая улыбнулась, но ничего ответить не успела: к ним подошёл Жоголь. Она представила мужчин друг другу. Время было обеденное, и Леонид Анисимович предложил пойти куда-нибудь поесть.
— Павел Кузьмич, вы составите нам компанию? — обратилась к доценту Вика.
Дважды приглашать Астахова не пришлось.
Когда капитан милиции Жур зашёл в кабинет прокурора города Захара Петровича Измайлова, тот разговаривал с кем-то по телефону и жестом показал оперуполномоченному уголовного розыска на стул. Жур сел. Ждать пришлось минуты три.
— С чем пожаловали, Виктор Павлович? — спросил прокурор, положив трубку.
— С постановлением на арест. — Жур протянул Измайлову бумагу.
— Изголяев и Рундуков, — прочитал прокурор. — Что за птицы?
— Щипачи, — пояснил капитан. — Мы целую неделю охотились за ними. Задержали вчера в троллейбусе, когда они вытащили у одного отдыхающего «лопатник» с тремястами пятьюдесятью рублями. «Пасли» его от почты, где он получил перевод.
«Щипачи» — карманные воры на их жаргоне, «лопатник» — бумажник или кошелёк, а термин «пасли» означал следили.
— Наши или?.. — спросил Измайлов.
— Гастролёры. Один из них, Рундуков, дважды судим, а его напарник Изголяев задержан впервые. Рундуков, по-видимому, обратал его совсем недавно. Держал на подхвате, передавал ворованное.
— Молодой?
— Изголяев? — уточнил Жур. — Восемнадцать лет. Но гоношистый. Сначала грозился, что у него папаша большая шишка. — Виктор Павлович усмехнулся. — Чудило, в наше время об этом лучше помалкивать. Если это правда, не завидую я тому папаше!
— Значит, говорите, неделю за ними охотились? — спросил Измайлов.
— Может, чуть больше, — поправился старший оперуполномоченный уголовного розыска. — Этот Рундуков прямо-таки артист.
— Ну? — заинтересовался Измайлов.
— Понимаете, поступает к нам заявление. Одно, другое, третье! Четвёртое, наконец! У людей исчезают деньги. В общественном транспорте.
— И что в этом удивительного? — не понял прокурор.
— Но как! Кошельки и бумажники на месте, а содержимое — тю-тю! Представляете состояние человека, когда он открывает портмоне, а там пусто? Не знаешь, то ли украли деньги, то ли ты сам их потерял. Я даже думаю, что к нам обратились не все, кого обчистил Рундуков.
— Выходит, он забирал деньги и незаметно возвращал пострадавшим их кошельки?
— Точно! — кивнул Жур. — А с одной гражданкой и вовсе проделал невероятную штуку. Она сняла с аккредитива пятьдесят тысяч и положила в сумочку. Так этот фокусник умудрился стащить деньги, а вместо них положить несколько перекидных календарей!
— Ну и ну! — поразился Измайлов. — Впервые такое встречаю.
— Правда, с этой женщиной что-то непонятное… — нерешительно произнёс Жур.
— А что именно?
— Гражданка приехала отдыхать из Трускавца, правда, без путёвки, снимает жильё. Фамилия — Сторожук. Прибежала к нам, оставила заявление насчёт кражи. А через несколько часов опять пришла в милицию и написала новое заявление, что якобы эти самые пятьдесят тысяч нашлись. Но на допросе Рундуков признался, что вытащил деньги у Сторожук.
— Сам признался?
— Конечно. Рундуков — воробей стреляный. Взяли его с поличным. Он отлично понимает, что имеет один шанс облегчить свою участь — полное признание. По всем эпизодам! Ведь мы все равно докопаемся.
— А Изголяев? Он подтвердил факт кражи у Сторожук?
— Его показания слово в слово совпали с рундуковскими. Как её начали «пасти» в сберкассе, как обчистили в автобусе. Деньги, как обычно, выкрал Рундуков и передал напарнику. Про календари Изголяев тоже рассказал.
— Странная история, — задумчиво сказал Измайлов. — Какое впечатление производит потерпевшая? Тут у неё все в порядке? — покрутил пальцем у виска прокурор.
— Вроде нормальная, — улыбнулся капитан. — Хотя какой нормальный человек откажется от своих пятидесяти тысяч?
— Что вы думаете с ней делать?
— Вызвал повесткой на семнадцать часов. — Жур глянул на часы. — Сведу её на очной ставке с Рундуковым и Изголяевым, посмотрю, что она скажет.
— И позвоните мне, Виктор Павлович, — попросил Измайлов, утверждая постановление на арест задержанных.
— Непременно, Захар Петрович, — пообещал капитан.