Криминальные романы и повести. Книги 1-12

— Вывод однозначный, — ответил врач. — Самоубийство. На большом и указательных пальцах правой руки имеются лёгкие порезы, что вполне естественно, когда сам орудуешь бритвенным лезвием.

— На теле были ещё кровоподтёки, — напомнил Чикуров.

— Да, кровоподтёки, ссадины и зажившие ранки… Происхождение кровоподтёков и ссадин на обеих запястьях рук — это следы не то борьбы, не то сдавливания. Возможно, покойному связывали руки верёвкой или ещё чем-то мягким. А вот затянувшиеся струпьями ранки на груди — не что иное, как ожоги.

— Какого рода?

— Прижигали раскалённым круглым предметом, скорее всего — сигаретой.

— И как задолго до смерти?

— Думаю, дня за три-четыре, — ответил судмедэксперт и в завершение сказал: — Подошлите кого-нибудь за заключением часиков в пять.

— Хорошо, — пообещал следователь и подумал: кого это он может послать? Все приходится самому, на своих двоих.

Он снова прочитал предсмертную записку Скворцова-Шанявского.

«Выходит, „истязания“ — выражение не фигуральное, — решил Чикуров. — Кто-то издевался над Валерием Платоновичем. Причём с особой жестокостью. Но зачем? Чего хотели добиться от него? Сведений, действий? Что-то вымогали? А может, мстили?»

Следователь вынул из сейфа целлофановый пакет с окурком сигареты, найденным под креслом в квартире, которую снимал покойный. Человек, бросивший окурок, был, по-видимому, заядлым курякой: сигарета докурена почти до самого фильтра. Вполне возможно, что как раз ею и прижигали грудь Скворцову-Шанявскому. Сам Валерий Платонович не курил.

На листке перекидного календаря было записано: «Жоголь». Он, вероятно, мог сообщить что-нибудь о Скворцове-Шанявском. Вчера по этому номеру телефона никто не отвечал. Игорь Андреевич набрал его снова. Трубку взяла женщина.

— Будьте добры, позовите Леонида Анисимовича, — попросил Чикуров.

Негромкий, надтреснутый, как это бывает у пожилых и больных, голос поинтересовался:

— А кто его спрашивает?

— Следователь прокуратуры Чикуров, — представился Игорь Андреевич.

— Так ведь Леонид Анисимович у вас.

— Где у нас? — не понял Чикуров.

— В прокуратуре города, арестован.

— Кем? Давно?

Но в трубке раздались короткие гудки.

— Вот те на! — присвистнул Игорь Андреевич и после некоторого раздумья позвонил в прокуратуру города.

Там подтвердили, что бывший заместитель директора одного из крупнейших гастрономов столицы Л.А.Жоголь действительно находится под следствием, а дело в производстве у следователя по особо важным делам прокуратуры города Москвы Василия Лукича Огородникова.

Игорь Андреевич тут же набрал номер своего приятеля.

— Привет, товарищ важняк! — весело сказал он, услышав в трубке голос Василия Лукича.

— Здравствуй, Игорек! — Огородников обрадовался другу.

— Ты, кажется, ведёшь дело Жоголя?

— Ну?

— Поделись, за что его привлекли?

— За целый букет…

— На какой стадии дело?

— Через недельку понесу утверждать обвинительное заключение. Между прочим, я тебе рассказывал об этом деле.

— Когда?

— Здрасьте! Помнишь, мы столкнулись на Кузнецком?

— А, кажется, это из-за него ты и попал в фельетон?

— Совершенно верно. Ну а тебе-то для чего Жоголь?

Игорь Андреевич коротко объяснил и сказал, что хотел бы допросить бывшего замдиректора гастронома.

— Это можно. Как раз сегодня я провожу последнюю очную ставку, и Жоголя привезут сюда, в горпрокуратуру. Жду.

Чикуров отправился на Новокузнецкую улицу.

Подследственного должны были доставить через полчаса.

— Эх, перестройка, перестройка, — вздыхал Огородников. — Для одних — надежда! Другие же под видом перемен сводят счёты, топят ближнего, чтобы урвать должность потеплее да зарплату пожирнее. — Он похлопал по внушительной стопке томов уголовного дела. — Как в данном случае… Со временем негусто, так что я самую суть.

— Давай.

— Если ты помнишь, — начал Василий Лукич, — арестовали за взятки директора гастронома Цареградского. Взяли с поличным. Работники магазина все, как один, показали: брал, систематически. А один Цареградский отрицает начисто. Понятно, кому охота на нары? Но я засомневался: уж больно гладенько ложатся обвинения против директора. Да и вёл он себя, по словам подчинённых, не так…

— В каком смысле?

— Ну взять хотя бы предшественника Цареградского, находящегося в данное время в местах не столь отдалённых. Он тоже брал. Причём куда скромнее Цареградского, но, так сказать, отрабатывал взятки. Чтобы облегчить выполнение плана, доставал дефицитные продукты, прикрывал продавцов, если те попадались на обвесе или обсчёте. А Цареградский? Никакого дефицита не выбивал, а план все равно требовал. Когда же нечестного продавца ловили за руку, первым обрушивался с директорской карой: влеплял выговор, выгонял, а то и вовсе передавал материалы в ОБХСС… За что же тогда, спрашивается, он брал оброк?

— И большой? — полюбопытствовал Чикуров.