Криминальный диагноз

— И не помнишь моего звонка? Не помнишь, как я диктовала тебе парижский номер?

— Абсолютно не помню.

— И если бы не записал телефон, то просто остался бы бомжевать в России?

— Ну, бомжевать, положим, нет. Ребята Валдиса не оставили бы меня на произвол судьбы. А Шитов бы просто пропустил пару раз через мясорубку.

— Ясно. — Она что-то переваривает в мозгу. Причем переваривает с таким усердием, словно решает в уме уравнение с комплексными числами.

— А что ясно-то? — Подвинувшись ближе, обнимаю ее за талию.

— Ясно, что, если бы не случай, ты меня никогда не нашел бы…

— Ах вот оно что! Ну, если бы ты так хотела замести следы, могла поехать в любой другой город, — говорю, а сам с ужасом думаю, не попал ли в точку.

— Кретин, — произносит она устало. — Только о деньгах и думаете. Как бы надуть друг друга…

— Кого это ты имеешь в виду?

— Да вас, мужиков. Нос всю жизнь по ветру: где что плохо лежит? Хвать!

— Ну, не обижайся. Я пошутил.

— Я поняла. — Она делает последнюю затяжку и бросает окурок в направлении пепельницы. Окурок описывает красивую дугу, ударяется о хрустальное дно и выскакивает назад.

— Чего ты разозлилась? — Я встаю, чтобы поднять окурок. Надо как-то разрядить обстановку. А то сейчас начнутся выводы и наводящие вопросы: а помнил ли я о ней, что именно… Ну, а дальше по списку: забыл ли я первую встречу, первый поцелуй…

— На самом деле многое я помнил. Помнил о любимой женщине, например. — Улыбаюсь ей и посылаю воздушный поцелуй, другой рукой опуская ее окурок в пепельницу. — Помнил, что мы должны в конце концов встретиться в Амстердаме…

— Не встретиться, а приехать туда вместе, — вставляет Наталья ядовито.

— Ну да. Я оговорился. Помнил, что мы надули Валдиса благодаря твоей гениальной идее. Помнил, что нас ждет долгая счастливая жизнь, благодаря тем десяти капсулам в болтах твоей машины… — Не удержавшись, я решил ответить шпилькой на шпильку.

По выражению лица моей красавицы понимаю, что пошутил зря. Замолкаю в ожидании развития темы о нас, мужиках, гадах и хапугах.

Наталья сидит передо мной бледная. Не пойму, то ли она рассердилась, то ли оскорбилась. Брови сдвинуты, губы сжаты.

— Как ты узнал? — спрашивает она наконец, опустив глаза.

— Что узнал? — Кажется, я добился совсем не того эффекта, на который рассчитывал, но не понимаю пока, что особенного в моих словах.

— Не валяй дурака. Как ты узнал про два контейнера?

— Какие?.. — Вопрос не выходит из глотки. Вот это да! Вот так пошутил! Контейнеров было десять!

— Я должна была тебе сказать. — Она теребит край простыни. — В общем, я должна была взять еще два контейнера. Они не мои… того человека, который продал мне изотопы. Я оставила их в Праге…

Стою соляным столбом. Не могу поверить в происходящее. Может, у меня еще и парамнезия развивается? Или просто галлюцинации? Наталья сидит передо мной и, сдерживая слезы, лепечет что-то о каких-то еще контейнерах.

— Олег… — Голос ее срывается. — Оле-жек… Я не хотела тебя обманывать, но этот человек… эти люди… это старая история. Это не я придумала с изотопом. Я не хотела, чтобы ты знал… Ты бы подумал… Господи, почему я не сказала тебе сразу?! — Она закрывает лицо руками и плачет.

Через мгновение я бросаюсь к ней, обнимаю, начинаю целовать. Она ревет пуще прежнего. Пытаюсь объяснить, что ни о каких контейнерах знать ничего не знал и знать не хочу, что я просто пошутил. Она не верит. Долго не верит, плачет, хватается за меня руками. Я сам чуть не плачу. В общем, бред полнейший. Кончается тем, что я торжественно клянусь ей, что, во-первых, пошутил, а во-вторых, немедленно забуду об этом разговоре. Что-что, а забывать напрочь я умею. Уже забыл. Синдром Корсакова у меня: тут же все забываю. В конце концов, что такое триста штук по сравнению с моей красавицей?! Скажите после этого, что я не романтик!