Криминальный попаданец

Четыре брата, кряжистые староверы, промышляющие охотой и отловом диких животных для зоопарков, были мне знакомы. Помню, как гостил в их рубленной навечно избе, где мне, как чужому, поставили отдельную посуду, чтоб не «загрязнил», но сделали это тактично, ссылаясь на то, что городскому человеку надо посуду тонкую, благородную, а не эти «тазики», из которых они, люди лесные, едят. За стол село семь человек: дед, отец, братья-погодки, старшему из которых было уже сорок, хозяйка. Дочь подавала на стол. Все мужчины казались одного возраста. Коренастые, пышущие здоровьем, с короткими — шкиперскими — бородами, голубоглазые, светловолосые. Разве, что у деда чуть больше морщин проглядывало вокруг русой, без единого серебряного волоска, бороды.

На первое была густая похлебка из сохатины. Bce, кроме меня, ели прямо из огромного глиняного горшка деревянными ложками, четко соблюдая очередность и подставляя под ложку ладонь, чтоб не капнуть на блиставший белизной дерева стол. Кто-то из братьев поторопился и дед сразу звучно вмазал ему ложкой по лбу. Посмеялись.

Потом дочка поставила деревянное блюдо с жареным амуром и чугунок картошки. Появились на столе и разносолы: грибочки разных сортов соленые и маринованные, огурчики, помидоры, зелень, морошка, брусника. После нежной, бескостной рыбы появилась чугунная сковорода с жареной медвежатиной. Там были печень, сердце, часть окорока.

— Хозяин подранка встретил, — сказала мать, будто оправдываясь, что медведь добыт летом, не по сезону. (Медведя бьют поздней осенью, когда он в самом жиру, или поднимают из берлоги.)

Дед добавил:

— Дурной был, плечо болело. Помять мог кого-нибудь, пришлось стрельнуть.

«А ведь ему, должно быть, далеко за восемьдесят», — с завистью подумал я.

Вместе с рыбой был подан и ушат браги. Настоящий ушат емкостью ведра на два. Мужики брали его за деревянные уши и, высоко подняв над головой, лили в рот пенистую, медовую жидкость. Это единственный крепкий напиток, который они себе позволяют. Курево в их среде считается грехом, как и употребление алкоголя. Настоянную на меду забористую брагу они алкоголем не считают. И они, наверное, правы. Для них это просто стимулятор, как для нас кофе. Мне брагу налили в чудную из обливной глины кружку. Едой мой желудок был заполнен до отказа, а хозяева, казалось, только начали трапезу. Был подан горшок с кашей и рыбный пирог величиной с колесо от трактора «Беларусь». Я пытался отказаться, но когда попробовал, съел свой ломоть за милую душу. Пирог был в четыре слоя: амур, лук с яйцом и укропом, сима (одна из самых нежных разновидностей красной рыбы, кета или горбуша по сравнению с ней, как пескарь по сравнению со стерлядью), снова лук, но уже с картошкой и капустой.

Подчистили и эти блюда. Горшок с кашей выскребли до дна. Брагу допили.

— Яишню будете? — спросила хозяйка. — С кабанятиной можно ee?

Мужики подумали, посмотрели на деда. Было видно, что они не прочь. Но дед, к моей радости, покачал головой.

— Жарко сегодня, — сказал он. — Лучше почаевничаем.

К чаю в старинном с медалями самоваре, который, как и все в этой хате, был большущим, основательным, на века, были поданы пироги, блины и варенья из земляники, брусники, голубики, костяники, морошки. В чай были добавлены стебли и листья лимонника — удивительного по вкусу (настоящий лимон) и стимулирующему действию растения. Десяток ягодок лимонника напрочь снимают усталость, позволяют идти по тайге сутками без отдыха…

— А на кварц кто ходить будет? — вдруг сказала хозяйка, разрушая послеобеденный кайф. — Как по ночам шляться, так мы первые, а как предписания доктора исполнять, так мы дрыхнем!

Я открыл глаза и посмотрел на медсестру, не говоря ни слова.

Медсестра молча посмотрела на меня.

— Иду, иду, — спустил я ноги с кровати, — вот только в туалете отмечусь и на кварц.

Глава 5

Во снах моих Даманский, как вопрос,

Зачем мы «градом» там людей сжигали,
Когда потом алкаш — российский бос
Со сворой — остров запросто продали.

Хотел сказать: «пропили», просто так,

(Сколько запросто «пропить» мою Россию!)
Но я, возможно, охламон, чудак,
Которого в ней чудом не добили.

Владимир Круковер, Воинский сборник

Лечащий врач, не зная уж как долечивать приблудного потеряшку, решил взбодрить мою амнезию витаминами и кварцевым облучением. Солнца в Вязьме по причине болотной низменности в декабре было мало, да и снег все время шел. Так и я не прочь загореть прямо в больнице, так что одевал синие очки и смирно лежал на спине или брюхе, кварцевался. Все равно завтрак проспал.

Собственно, и не хотелось есть. Какое — никакое, но похмелье наличествовало. Я лежал и пытался четче вспомнить арамейский сон, как-то проявить собственную личность. Вместо деталей службы почему-то всплыли стихи: