– Ну, один-единственный вопрос, и мы тотчас уйдем, договорились? – просьба в моем голосе по своему накалу достигла наивысшей точки. Но за дверью молчали. И тогда я в отчаянии крикнул прямо в глазок: – Неужели вы не слышали ни шума борьбы, ни призывов о помощи, когда убивали Санина?
В коридоре что-то зловеще шаркнуло, мне подумалось, что хозяйка квартиры подтащила к двери обещанное ведро с помоями, но предпочитал не сдаваться.
– Нет, – раздалось из-за двери уже очень надоевшее мне слово.
– Но это неправда! – воскликнул я, специально провоцируя, надеясь, что дверь распахнется… Однако мои надежды не оправдались. Вместо этого услышал:
– Да пошел ты!
И все равно это было кое-что. Какой-никакой, но синхрон. Пусть и из-за двери…
– Ты это снял? – спросил я Степу, как если бы выиграл сражение при Ватерлоо.
– Конечно, – ответил он и осклабился. – Считай, что тебе крупно повезло.
– Почему?
– Потому что помоями не облили.
– Ладно, пошли…
Милица Васильевна оказалась права: Клава Печенкина нам двери не открыла…
Квартира за номером семь тоже оказалась недоступной. Похоже, там никого и не было. В восьмой квартире нам открыла двери старушка, которая, конечно, не видела и не слышала.
Степа снял несколько перебивок на лестничной площадке: выдранный на полу кафель и разрисованные граффити стены, и мы вышли из подъезда. На лавочке, возле песочницы, сидел мужик с опухшей красной рожей и безучастно смотрел на окна второго этажа.
– Степа, – сказал я оператору. – Это не иначе как Васька или Гришка…
Я медленно подошел к лавочке и бодро поздоровался.
– Привет, – не очень ласково ответил мужик, подозрительно посмотрев. – Ты кто?
– Я ведущий телепрограммы «Кто убил Санина?», – решил брать быка за рога. – А вас зовут Василий или Григорий?
– Василий, – ответил мужик. – И чо?
– Побеседуем? – присел я рядом на лавочку.
– Если опохмелишь, – без обиняков ответил мужик, глянув с надеждой.
– Без проблем, – ответил я и, мигнув Степе, почти бегом оббежал дом. Магазин находился на первом этаже с обратной стороны здания, поэтому через три минуты вернулся, торжественно неся в руках бутылку водки, пакет с пластиковыми стаканчиками и связку бананов.
– С бананами это ты хорошо придумал, – отозвался мужик, принимая из моих рук водку. – Бананы я люблю… А еще они антидепрессант, – ввернул он модное словечко. – Настроение повышают.
– Возможно, – улыбнулся я. Взял бутылку из его трясущихся рук, отвернул крышку и налил чуть больше половины в пластиковый стаканчик. Потом оторвал от связки банан и наполовину очистил. Люди с похмелья беспомощны, как дети… Да и уважение надобно проявить – пьяницы люди ранимые и обхождение ценят.
– О, уважил!.. А себе? – Василий вопросительно посмотрел на меня.
– На работе, – ответил я. На что Вася вполне резонно заметил:
– Ну и что?
Я плеснул и себе.
– А ему? – повел головой Вася в сторону оператора.
– Он не пьет, у него от водки уши пухнут, – сказал я и сделал вид, что не расслышал возмущенное бурчание Степы.
– Ну, помянем Игорька? – Василий печально посмотрел на меня и опрокинул содержимое стаканчика в рот. Я последовал примеру.
Потом он откусил немного от банана и глянул на меня:
– Из телевизора, значит?
– Да. Мы делаем сюжет о гибели Игоря Валентиновича Санина. Скажите, Василий, вы его хорошо знали? Много с ним общались?
– А он что, будет меня снимать? – снова повел головой в сторону Степы Василий.
– Да, – ответил я. – Мы ж из телевизора…
– А без этого нельзя? – спросил Вася.
– Никак, – ответил я и покачал головой.
– Тогда я тебе ничего не скажу, – заявил мужик. – Даже и не наливай мне больше.
– Почему? – принял я от него пустой стаканчик с намерением плеснуть еще.
– Ну, ты не видишь, не в лучшей форме? – убедительно посмотрел на меня Вася. – Я ж скорблю… А если кто из знакомых в твоем ящике меня увидит.
– Мы все скорбим по поводу безвременной кончины Игоря Валентиновича, – сказал я. – Так вы его хорошо знали?
– Мы… – он запнулся и почти зло посмотрел на меня: – Скажи, пусть не снимает.
– Хорошо. – Я сделал серьезное начальническое лицо и повернулся к Степе: – Выключи камеру.
– Нет, пусть уйдет совсем, – сказал Вася.
– Уйди совсем, – повторил я его слова Степе. – И чтобы никаких средних и дальних планов со мной и Василием! – добавил я еще строже, намекая на обратное. – И, вообще, подожди в машине.
Степа лишь едко хмыкнул и стал отходить от нас, время от времени поворачиваясь и снимая. Потом положил треногу в багажник, зачехлил камеру и уселся в наш редакционный «Рено».
– Так вы хорошо знали Санина? – повторил я свой вопрос.
Вася взял из моих рук бутылку, налил себе почти полный стаканчик и выпил его в два глотка. Потом откусил от банана смачный кусок и какое-то время сидел в позе известной скульптуры Родена «Мыслитель», уставив печальный взор в землю. Наконец, посмотрев на меня просветлевшим взором, гордо и пафосно произнес:
– Он был моим другом. Ты понимаешь это? – Постучав в грудь кулаком, добавил: – Лучшим другом! А теперь вот его нет.