Криошок

– Вначале начали выпадать зубы. Это было почти безболезненно и, как выяснилось, далеко не самое худшее. Те, кто сошёл с ума, испытывали жуткий холод до тех пор, пока кто-то не попробовал на вкус человеческую кровь. Не знаю точно, с чем это связано, но свежая кровь – животных или человека, не важно, – определённо пришлась им по вкусу. Они были похожи на тех живых мертвецов, которыми пугает Голливуд, только намного страшнее и сильнее. Мы постарались дать этим «зомби» серьёзный отпор, но в итоге заразились все. Конечно, мы повязали всех буйных, но дальше встал более актуальный вопрос, когда я понял, насколько опасна эта инфекция. Я нашёл единомышленников, и мы решили, что нужно предотвратить самую главную опасность. Шахицкий знает о болезни много, но думаю, что поделится с тобой далеко не всеми имеющимися данными. Я принял необходимые меры как чиновник, отвечающий на станции за всё. Чтобы на большой земле ничего не заподозрили, мы постоянно поддерживали связь с аэродромом, делая вид, что ничего не произошло. Три часа назад, видя, что все мы обречены, я принял окончательное решение. Мы пристрелили всех «бешеных» и сбросили их в разводье между льдин. Казалось бы, всё складывалось благополучно, но теперь я вижу, что у нас ещё много работы.

– Мне кажется, что это угроза или я ошибаюсь? – хмуро спросил Фридман.

– Шахицкий инфицирован, как и все мы.

– Я не заметил ни одного признака инфекции, – возразил учёный.

– И не заметишь ещё долго. Он носитель. Уверен, эта бактерия ещё преподнесёт нам всем сюрпризы. Собственно, мы и вернулись за Шахицким. У меня не было времени выкуривать его из лаборатории, ведь бакелит не так-то просто поджечь. Но я сделал вывод, что он не рискнёт уйти со станции. В последний радио сеанс нас предупредили об урагане и возможном торошении. Так что, если станцию сметёт или затопит, это будет лучший вариант. Наша задача уничтожить законсервированную бактерию и… ликвидировать всех уцелевших.

– Да вы тут все сбрендили! – воскликнул Фридман.

– Возможно. Но если мы не остановим эту напасть, не исключено, тогда сойдёт с ума весь мир… Кстати, у меня к тебе один вопрос, Герман, пока мы наедине. Зачем тебе понадобились спортсмены? Военные темнят как всегда, не так ли? – Киреев засмеялся через силу каким-то хриплым лающим смехом.

– Обычный тест. Совершенно безвредный. Мы собирались взять анализы крови в лаборатории и продолжить путь на полюс.

– Герман, – устало произнёс начальник станции, – будь со мной. Мы должны закончить начатое быстро, не причиняя особых мучений, ведь они такие же люди, как и мы.

– Нет, – Фридман покачал головой, не сводя глаз с Киреева. – Если ты совсем потерял рассудок, лучше уходи.

Мгновение Киреев молча смотрел на учёного, затем взмахнул крюком и медленно двинулся на него. Расстояние было небольшим, и времени на раздумье не было. Фридман понял, что нужно стрелять, но не смог нажать на курок. В своей жизни ему никогда не приходилось стрелять в живого человека. Лишь один раз несколько лет назад за всё время он пальнул из своего карманного пистолета в белого медведя, когда неожиданно столкнулся с голодным и агрессивным животным на станции. Тогда он сделал это, осознавая, что выхода у него не было, и зверь оказался слишком близко для предупредительного выстрела. Но сейчас ситуация была совсем иной. Он никак не мог избавиться от чувства какой-то ирреальности происходящего, словно ему снился кошмарный сон. Поверить в этот ужас мешал здравый смысл, однако события развивались настолько стремительно, что времени на сомнения просто не оставалось. Фридман привык рассуждать логично, но что-то в глубине его души помешало ему выстрелить в человека, которого можно было даже в чем-то пожалеть. Не опуская пистолет, Герман попятился скорее не от страха, а от подспудного желания как можно дольше продлить, возможно, очень короткий, но до безумия ценный отрезок времени, отделяющий его от того рокового мгновения, когда он будет вынужден выстрелить.

Неожиданно Фридман поскользнулся на льду и упал на спину, больно стукнувшись затылком и выронив пистолет. На секунду он зажмурил глаза от боли; когда же открыл их вновь, то увидел бледное лицо, склонившееся над ним, прикрыв ослепительное солнце. Вблизи учёный заметил крюк, и это заставило его действовать. Он ударил кулаком Киреева по лицу, сбив его очки. То, что он увидел, было настолько фантастично, что на секунду Фридману показалось, что он наблюдал какую-то удивительную зрительную иллюзию. Этот визуальный эффект был усилен ещё и тем, что солнце светило прямо в затылок начальника станции.

Удивительное и жуткое зрелище казалось каким-то нелепым фокусом – из головы Киреева буквально бил солнечный свет. Вернее, он бил через отверстие в голове – округлую сквозную дыру, зиявшую на месте левой глазницы, в то время как правый глаз был совершенно здоров и с ненавистью глядел на учёного, – это выглядело настолько устрашающе и парадоксально, что Фридман содрогнулся всем телом не от холода, а от леденящего ужаса.