О мальчике, запертом в подвале официи, забыли. Если бы преподобный Ротескальк сейчас пришел за ним, никто бы не стал ему мешать – при официи оставалось лишь несколько человек, и пленник их не волновал. Но он не пришел, поскольку был занят, как и все в его коллегии.
Кто занялся поиском виноватых, так это Бото. Потери орды были меньше, чем предполагалось поначалу, но это отнюдь не смягчило сердца Владыки. Тех, кто отступил из Шенана, объявил он трусами и преступниками. Трусость каралась казнью в Степи, но отступление при неблагоприятных условиях за трусость не считалось. Раньше не считалось. Это было одно из новшеств, которые Бото привнес, объединив племена под своей рукой. Таким образом он пытался создать в орде подобие дисциплины. Правда, этому противоречило то обстоятельство, что Бото сам приказал отходить. Но те, кто посмели напомнить об этом Владыке, поплатились жизнью.
Попали под тяжелую руку Бото и героически вырывшие подкоп подчиненные Сабы. Их ожидала совсем другая награда взамен обещанной. Разве не было сказано, что из-за подкопа стена рухнет и город падет? А обрушился лишь небольшой участок. Выходит, эти люди обманули своего повелителя и должны были поплатиться за обман.
К великому сожалению, сам Саба избежал казни, хотя Бото и был в гневе. Он пригрозил мастеру, что коли тот вновь будет требовать добавочных матерьялов, потребных для его махин, – он их получит. Нужны крепкие канаты из бычьих кишок – добро же, только кишки будут вынуты не у быков, а у тех людишек, что предательски не исполняют своих обещаний. В первую очередь, у самого Сабы. Он вечно твердит, что Шенан до сих пор стоит, потому что для онагров не хватает подходящих снарядов. Вот тебе снаряды полной мерой! Головы трусов, сбежавших от жалких горожан.
А Саба оказался еще худшим мерзавцем, чем полагали в Шенане, либо совсем освоился с нравами орды. Отрубленные головы в качестве снарядов он счел вполне подходящей идеей. Имперцы считают степняков жестокими варварами? Так пусть удостоверятся в этом варварстве. Когда окровавленные головы посыплются через городскую стену, страх и паника распространятся в Шенане и принесут больше разрушений, чем огонь и железо.
Обо всем этом Ансгар Леопа докладывал наместнику Бамбирагу. Тон его, как всегда, был сухим и деловитым, но куратор чувствовал, что еще немного – и он самым непристойным образом свалится с ног. Глаза слипались. Он не помнил, когда в последний раз нормально спал. В сражениях Ансгар более не участвовал, но добыча сведений отнимала все время.
Впрочем, большинство из собравшихся выглядели не лучше. Еще недавно им казалось, что они напрягают все силы ради обороны Шенана. Как бы не так! Вот теперь пришлось принапрячься.
Временные укрепления, прикрывавшие брешь в стене, должны были смениться постоянными. При любом гарнизоне имеются свои мастера в фортификационных искусствах, а также каменщики, плотники и кузнецы. Но при такой скорости восстановительных работ этого было недостаточно. Порыв, бросивший многих горожан на добровольные работы после неудачного штурма, теперь угас. Приходилось сгонять работников насильно. А ведь их надо было еще и кормить! Уклонившиеся карались как дезертиры, равно как те состоятельные граждане, кто утаивал строительные материалы, провиант, а также рабов. Таким образом, дополнительная обязанность свалилась на службу спокойствия – разыскивать подобных злоумышленников, вскрывать их хранилища и при надлежащей помощи городского ополчения изымать необходимое.
Правда, таковых негодяев было немного: они опасались как властей, так и гнева сограждан. Те, кто понес убытки при прорыве степняков или потерял близких, пылали жаждой мести, и, поскольку до кочевников им было не дотянуться, то они готовы были сорвать свой гнев на тех, кто не выказал должного рвения в обороне города. Поэтому представители всех сословий стремились показать, что они достойны именоваться подданными императора.
Наместник Бамбираг вновь показал пример жителям вверенного его попечению города. Он напомнил своим наложницам о добродетелях женщин древности, которые в осажденных городах отдавали свои волосы ради плетения канатов и тетив, и приказал им остричься с той же целью. Дамы рыдали в голос – согласно общему мнению, остриженная женщина, неважно, добродетельная или нет, считалась опороченной. Но делать нечего, приказа господина ослушаться невозможно, и прекрасные густые волосы придворных дам были срезаны ножницами цирюльников. Слухи об этом героическом самопожертвовании тотчас разнеслись по Шенану, но была ли от него какая-либо практическая польза, неизвестно.
Выслушав доклад куратора, Бамбираг в ужасе прикрыл лицо широким рукавом цвета астры.
– Они и впрямь забрасывают город отрубленными головами?
– Истинная правда, – подтвердил Зенон Целла. – Могло быть и хуже. Во времена императора Зимму при осаде Старой Столицы осаждающие забрасывали город трупами умерших от чумы – в «Сокровищах стратагем» подробно описан этот случай и несколько подобных.
Окружающие удрученно вздохнули, однако Ансгар возразил: