Криптонит (СИ)

Близилась конференция, и поэтому мы стали видеться чаще — статья, презентация, макет, столько всего… Порой мне казалось, что он смотрит на мои синяки под глазами, будто видит, сколько тональника я нанесла, чтобы их скрыть. Но скрывала их я превосходно. Я вообще скрывалась превосходно, как и любой подросток — лёгкие перекусы, чтобы не падать в голодные обмороки, мятная жвачка от запаха сигарет, но так как в этой истории всегда было «но» — порой мне казалось, он проходил мимо и замирал, стреляя насмешливым взглядом: запах сигарет, Юдина, я всё чувствую, попалась.

Только одно я не могла скрыть — казалось, оно вырывалось из моих костей, как уродливое чудовище, как крик, но я заталкивала его обратно, прятала от чужих глаз подальше, давила, чтобы самой не чувствовать.

— Юдина, зайди ко мне после урока, — сказал он, лениво сидя на своём месте, когда мы все готовились к физике в кабинете. И я пыталась вдохнуть. Но опять это «зайди ко мне». Будто он патрулировал свою территорию.

Вера ничего не говорила, только косилась на меня. Я перестала жаловаться, перестала материть его — я вообще запретила себе произносить его имя даже в мыслях. Перестала смотреть на него лишний раз, потому что кое-что уже подозревала насчёт себя — как подозрение на рак, от которого у тебя уже спирает дыхание. Поэтому ты застреваешь в стадии отрицания.

Даже Вера ничего не сказала, а вот остальные судачили. Я слышала их шепотки. Внезапно моя личная жизнь стала так всех интересовать.

— Чего это он постоянно зовёт её к себе? — я услышала шёпот прямо позади себя.

Красильникова. Конечно, Красильникова, будь она неладна.

Это звучало как выстрел в самую болевую точку. Особенно гнусное хихиканье, которое последовало за этим.

Когда меня уязвляли, я становилась невыносимой. Я хотела разрушить весь этот мир.

Поэтому я вскочила и повернулась прямо к ней — к её крашеным в вульгарный красный волосам, к её хитрым глазам, к её… обыкновенному мещанству.

— Тебе есть что мне сказать, Красильникова? — громко спросила я, глядя прямо ей в глаза. На нас оглядывались, мне было плевать. На меня всегда оглядывались. Я всегда была в стороне — просто невозможно не оглянуться.

Вот только если я не боялась этих взглядов, то Красильникова начала оглядываться. Как бы кто не подумал чего. Как бы то кто не подумал, что она смешная. Когда ты в стаде, всегда страшно из него выбиться. Хорошо, что я никогда не была там.

— Тихо, Юль… — Вера, как всегда, схватила меня за ладонь, пытаясь утихомирить. Плевать. Плевать.

— Да вот просто. Стало интересно — почему вы стали так близко и часто заниматься с СанИльчом физикой. — Она попыталась не сдуться. Попыталась ответить мне тем же. Даже смотрела так, будто принимает вызов. Как же смешно.

— Все свои намёки можешь высказывать мне прямо в лицо — или страшно? — издала я презрительный смешок.

— Чего бояться? — напряжённо засмеялась она, и я, как собака, сразу почувствовала страх.

И если начинался разговор очень тихо — по крайней мере, свои скабрезные мысли Красильникова говорила вполголоса, чтобы Александр Ильич не дай бог не услышал (и знала бы она, в чём он меня обвинял), то теперь его слышали все.

— Что я от твоего лица ничего не оставлю, — я говорила громко, и мне было плевать на испуг Веры. Мне было плевать, что и он нас слышит — я кожей чувствовала его взгляд, полный любопытства, и знала, что ему тоже плевать — настолько, что он ничего не сделает. Только будет смотреть.

Красильникова засмеялась.

— Не, ну вы слышали? Она мне угрожает. СанИльич, вы слышали? Скажите ей!

— Юдина, успокойся, — я знала, что он скажет это так. Таким тоном. Ленивым. Лишь потому что того требуют формальности — а он их вроде как выполняет. И я знала, как он на меня смотрит. Как на зверушку из другого мира, которую он купил, и теперь смотрит, что она вытворяет. И ему интересно, и он не хочет, чтобы это заканчивалось.

Я была его зверушкой. Это почувствовали даже такие, как Красильникова. Им было интересно. Почему я постоянно кручусь возле его стола; почему он постоянно — Юдина, Юдина, Юдина; почему меня отмазывают от директора, почему, почему, почему.

Ведь ничего не было, но всё равно было чёрт-те-что.

Мне надоело быть зверушкой.

Я выбежала из кабинета.

Прелесть маленьких городов и маленьких школ, что там нигде нет камер, нигде нет лишних глаз — ты просто можешь спрятаться за школой, достать из-под вашего камня пачку сигарет, в которой первая была перевёрнута (на счастье) и закурить. И задышать, спрятавшись за деревьями.

Я задышала. Я захотела сбежать — не впервые, не в последний раз. Я не знала, что со мной творилось.

Вдруг — чужие шаги, размеренные, чеканые. Я запаниковала, собираясь уже выбросить сигарету, но он оказался быстрее.

Теперь нас точно посчитают кем-то, кем мы не являлись и кем не могли являться.

Ну зачем, он, зачем?..

— Пришёл покурить. А тут ты, Юдина. Как нехорошо. Покурим вместе? Выдохнешь, успокоишься.

Не так. Всё должно было быть не так.