В истории на борту «Лунного камня» герой Марка Райленса и его сын Питер (Том Глинн-Карни) вдруг замечают уже почти затонувший корабль. Прибыв на место, они достают из воды продрогшего моряка (Киллиан Мёрфи). Тот контужен, оцепенел и поначалу не может сказать ни слова. Но наконец произносит: «Подлодка». Когда Джордж предлагает ему спуститься на теплую нижнюю палубу, матрос в ужасе отшатывается. «Оставь его, Джордж, – говорит мистер Доусон. – На палубе ему спокойней. Кто пережил бомбежку, знает это»[130]
. В рассказах очевидцев Нолана захватил один повторяющийся образ: далекое зарево пожаров на горизонте. Место, от которого хочется бежать. Мысль о возвращении в Дюнкерк вызывает у моряка панику, и Джордж запирает его в каюте – мы слышим щелчок замка и тут же вспоминаем предыдущий сюжет.В третьей новелле, «Воздух», летчики британских ВВС Фарриер (Том Харди) и Коллинз (Джек Лауден) дают бой немецким юнкерсам и хейнкелям. Самолеты ныряют, крутят бочки и петли, а фоном для битвы выступает оловянно-серый пейзаж, где небо и вода почти неотличимы друг от друга и словно образуют какую-то совершенно новую стихию. Когда одного из летчиков сбивают, поток воды рвется в кабину, но колпак ни в какую не хочет открываться.
«Дюнкерк» так лихо работает с пространством, что немудрено позабыть о том, с какой изобретательностью фильм показывает время. Критики, привыкшие к темпоральным экспериментам в работах Нолана, немало размышляли о трех разновременных историях. Однако сам режиссер, кажется, почти не обыгрывает эту структуру в сюжете и лишь раз прибегает к злой иронии: когда Томми и его товарищи пытаются забраться в шлюпку, им дает отпор капитан корабля – моряк Киллиана Мёрфи, пока еще не контуженный. Через контраст между эгоизмом героя и его будущим страхом Нолан показывает, как меняются люди на войне и (здесь автор особенно холоден) на что они готовы пойти ради выживания. Но если убрать эту сцену, «Дюнкерк» вполне можно смотреть, вовсе не замечая разнобоя в хронологии. Несложно представить, что это обычный военный боевик, где действие переключается между разными героями на протяжении 24 часов: Томми и его отряд несколько раз пытаются покинуть берег, мистер Доусон спешит к ним на помощь, а Фарриер в конце всех спасает. Пожалуй, придется закрыть глаза на ограниченные запасы топлива в «Спитфайре» и избавиться от одной из сцен с тонущим кораблем, но ту же историю можно было рассказать, просто переключаясь между сушей, морем и небом, чтобы в финале они чудесным образом сошлись воедино.
Зачем же Нолану все это понадобилось? Без манипуляций со временем
Опасность повсюду преследует Томми и его товарищей, поэтому выживание в фильме само по себе становится подвигом. Когда герой встречает на берегу Гибсона, тот закапывает в песок тело другого солдата; Томми понимает, что Гибсон забрал у мертвеца сапоги, и инстинктивно, не говоря ни слова, подходит и помогает ему копать. Уже одной этой сценой Нолан задает для нас этические координаты «Дюнкерка», где эгоизм и альтруизм теснят друг друга, будто солдаты в очереди за пайком. «Мы ведь просто выжили», – говорит Алекс слепому старику в конце фильма. «Это немало», – отвечает тот. Тем значительнее выглядит финальный подвиг персонажа Тома Харди: по ходу сюжета он регулярно отслеживает свой запас топлива и в итоге решает потратить его не на обратный путь, но чтобы в последний раз прикрыть союзников огнем. Двигатель замолкает, самолет планирует вниз, и на несколько секунд Фарриер отрешается от тягот мира, а затем идет сдаваться немцам. Тем временем на «Лунном камне» его напарник Коллинз спрашивает Питера, откуда его отец знает, как уходить из-под огня истребителей. «Мой брат летал на “Харрикейнах”. Погиб на третьей неделе войны», – отвечает юноша. Так мы наконец понимаем, почему Доусон с таким непоколебимым рвением пытается спасти солдат Дюнкерка. Это лишь короткая побочная реплика, но тем сильнее мы ощущаем тихий героизм персонажа.
Огонь охватывает сбитый «Спитфайр» Коллинза.