Критическая Масса, 2006, № 1

Партнер Пани, немец Ансельм, конечно же, глубоко положительный (опять же — в понимании автора!) персонаж: во-первых, сын не кого-нибудь, а самой Елены Тальберг; во-вторых, ненавидит колхозы, «все эти „Парижские коммуны“»! Но автор вовсе не скрывает от нас, читателей, что все это — кукольная комедия. Паня и ее партнер на все лады склоняют: «люблю», «любимый», «любимая», но автору уже и самому смешно. Долженствующий быть сакральным момент дефлорации Пани предстает в откровенно фарсовом виде. «Дева-кузнечик» возлежит на продавленном диване. Она уже лишилась «очарования тайны, но не очарования девства. Отсутствие первого теперь можно компенсировать лишь потерей второго» 15 . И, конечно же, комедии должны иметь хороший конец. В Сочельник Паня добирается до Германии и предстает перед Ансельмом «с младенцем на руках». Автор призывает читателя умолкнуть.

Но нам-то умолкать не следует. Мы как раз начинаем говорить о повести Б. Хазанова «Ксения». В отличие от коллеги Гиршовича и коллеги Харрис, Хазанов говорит очень серьезно; он говорит так, как будто и не подозревает о возможной смерти той самой реалистической литературы. Но если Хазанов так не полагает и так пишет, стало быть, серьезная реалистическая литература жива! Хазанов не иронизирует, не ерничает. Герой Хазанова рассуждает серьезно, демонстрируя свою совесть оккупанта. Он как будто заклинает сам причитаниями о том, что немецкий солдат «не воюет с мирным населением», немецкий солдат защищает женщин и детей от зверств… партизан! Но тут же он вынужден признать, что тот же самый немецкий солдат сжигает дома этого самого мирного населения, которое все-таки полагает «неполноценной расой»!

Ого, какая совесть у оккупанта, ну прямо как у Незнайки в повести Н. Носова «Незнайка в Солнечном городе»! А что же автор? Он тоже полагает, в рамках искривленного мифа, что оккупанты защищают мирное население посредством истребления тех, кто этим оккупантам сопротивляется? Нет, погодите! Автор еще преподнесет нам сюрпризы!

Итак, немецкий офицер сидит за столом в русском доме. И тут появляется прелестная женственная Ксения с сияющими глазами. Она — та самая старинная мистическая девственница, живое олицетворение чистоты. Герой испытывает к этому символическому существу ту самую, символическую высокую любовь. И дефлорация Ксении — мистический акт, будущий любовник испытывает «;робость и благоговение»; он вспоминает о том, что «девственницу охраняет ангел» 16.

И вдруг возникает странное чувство. Да это дежа вю какое-то! Где-то мы уже это видели, то есть читали!..

Пьяный ефрейтор уверяет Люсю Осьмухину, что немецкие солдаты — те самые «рыцари», исполненные благородства. И после этих примечательных слов Люся из уже упомянутого романа «Молодая гвардия» едва спаслась от насилия. Героя Хазанова любят и без насилия, чисто и искренно. И все же он мечтает обнять какую-нибудь русскую степную красавицу, ведь женщины принадлежат победителям!..

Лена, юношеская любовь Олега Кошевого, тоже не какая-нибудь «блудница», баба-халда, а милое прелестное существо, очаровательная юная девственница. И где-то там, в комнате, играет на пианино офицер, тоже, должно быть, совестливый интеллектуал. А в это самое время денщик снабжает мать Лены консервами. Этого денщика, ординарца, «глуповатого, но честного парня», мы найдем и в повести Хазанова, он будет помогать по хозяйству матери Ксении. Не хватает только Олега Кошевого, того, который «сказал внятно и раздельно, так, что каждое его слово точно по лицу ее било:

— Ч-чем же они платят тебе? Кажется, постным маслом? Ты п-продешевила!..» 17

Ксении так никто не скажет. Ее накажет, следуя определенному дискурсу, сам автор. То, что оказалось в романе Гиршовича комедией, в повести Хазанова обернется трагедией. Судьба разлучит Ксению с возлюбленным, но она не появится на его пороге с младенцем на руках. Она отправится в Германию в качестве «восточной рабочей», и там ее попытаются изнасиловать, а потом обезобразят ее лицо, и она покончит с собой. Но это еще не конец. «Ведь мы же для этих скотов хуже дикарей» 18 , — констатирует тот же Олег Кошевой. И будто в унисон подтверждает слова героя Фадеева герой Хазанова: да, да, хуже дикарей! Престарелый фашист встречается со своим сыном от Ксении и с ненавистью вглядывается в него — толстого, вялого, «с маленькими глазками, с неподвижным, тупым выражением на азиатской физиономии» 19.

Чем же так раздражает немецкого аристократа-интеллектуала его сын? А тем, что вообще существует, тем, что приехал и рассказал о судьбе Ксении. Потому что главный герой повести Хазанова желает лишь одного: уединиться в загородном доме и бесконечно воображать совокупление с фантомом Ксении. Нет, подобные любови вряд ли могут служить опорой кому бы то ни было!

Короче, традиционный дискурс начинает и выигрывает.

О бедном еврее замолвите слово