2
Лабрюйер намечает ответ в многочисленных отрывках «Характеров», раскрывающих другие порядки величия, делая особый акцент на способности и компетенции. Например, в афоризме 19 В той же главе он пишет: «Вельможи признают совершенство только за собой и с трудом допускают мысль, что другие могут отличаться прямотой, обходительностью и вкусом; они приписывают себе эти редкие дары как нечто присущее им по праву рождения. Однако эти ложные притязания — грубая ошибка: лучшие мысли, изречения, книги, да, пожалуй, и самые возвышенные поступки, которые нам известны, отнюдь не их заслуга; большие владения и длинный ряд предков — вот единственное, чего у них не отнимешь» (La Bruyere, 1982, p. 229.) Перевод цитируется по: Лабрюйер Жан де. Характеры (Глава 9). (Прим. перев.). О кризисе легитимности, в частности, в рассуждении Паскаляо положении великих см.: Marin, 1981, а именно главу «L’usurpateur legitime ou le naufrage roi» («Легитимный узурпатор или король, терпящий кораблекрушение» (р. 263—290).
3
«La science positive de la morale en Allemagne», Revue philosophique, 1887, переиздано в: Durkheim, 1975, vol. 1, p. 271—274. Далее по тексту эта статья будет обозначаться сокращением SP («Немецкая позитивная наука о морали»). Другие труды, упоминаемые более одного раза, будут также обозначаться сокращениями: LS— для «Le Socialisme» («Социализм»), MR — для «Montesquieu et Rousseau» («Монтескье и Руссо»), DT — для «De la division du travail social» («О разделении общественного труда»), LE — для «Legons de sociologie» («Уроки социологии»).4
Процитируем отрывок из этой статьи Дюркгейма, значительная часть которой посвящена критике утилитаризма: «С точки зрения Манчестерской школы, задача политической экономии заключается в удовлетворении потребностей индивида и в особенности его материальных потребностей. Индивид, таким образом, оказывается, согласно этой концепции, единственной целью экономических отношений; благодаря ему и также ради него все совершается. Что же касается общества, то это разумное существо, метафизическая целостность, которую ученый может и должен игнорировать. То, что называют этим именем, есть лишь установление связи между всеми индивидуальными действиями; это состав, в котором нет ничего, кроме суммы его составляющих». «Общество», пишет также Дюркгейм в этом же тексте, это «истинное существо»; оно обладает «своей собственной природой и своим характером. Такие выражения обыденной речи, как общественное сознание, коллективный дух, тело нации, имеют не только простое словесное значение, а выражают очевидные, конкретные факты. Неправильно полагать, что целое равно сумме своих частей». У социального существа «есть свои особые свойства», и оно может даже «при некоторых условиях осознать самого себя». Общество «не сводится, таким образом, к неясной массе граждан», а «социальный организм» не сводится к «собранию индивидов». Целостность, на которую ссылается Дюркгейм, когда он говорит об «обществе», в данном случае является «нацией» или «государством»: «Иными словами, великие экономические законы были бы такими же, если бы никогда не было в мире ни наций, ни государств; они предполагают лишь то, что люди присутствуют и обмениваются своими товарами» (Durkheim, 1975, SP, р. 271—275).5
«Возможно, индивиды, занимающиеся одним делом, и находятся в некотором отношении друг к другу в силу схожести их занятий. Сама конкуренция устанавливает между ними отношения. Но эти отношения не имеют ничего закономерного; они зависят от случайных встреч и чаще всего носят совершенно индивидуальный характер. Такой-то индивид взаимодействует с таким-то другим; но это не гильдия той или иной профессии, которая объединяется, чтобы действовать сообща» (Durkheim, 1960а, DT, p. VII; курсив наш).