Критика и обоснование справедливости. Очерки социологии градов - 2013

Повседневная речь уже содержит в своей собственной материи, то есть в отношениях омонимии и синонимии, следы естественных отношений, а также разоблачений и компромиссов между различными природами. Синонимы и в особенности уничижительные или разоблачительные дублеты часто позволяют переформулировать качества людей и вещей, являющихся великими в одной природе, дисквалифицируя их таким образом, чтобы их можно было приписать людям и вещам, являющимся простыми в другой природе. Эти преобразования проще осуществить при опоре на общий корень, на омонимию или ложную этимологию, то есть на то, что можно было бы назвать патриархальными отношениями между словами. Если дисквалифицирующий элемент опирается на общий корень, то целое гнездо однокоренных слов вовлекается в общее падение или попадает под подозрение. Тем не менее одних речевых ассоциаций недостаточно, чтобы поддержать разоблачение, если они не предполагают обоснований справедливости, которые могли бы придать доказательность высказываниям. Заявить, что кто-то ведет себя «безалаберно», — не что иное, как оскорбление, если при этом никто не ссылается на принцип, обосновывающий справедливость данного порядка во всех отношениях. Вместе с тем речевые ассоциации могут способствовать поддержанию и направлению задачи обоснования в ее восхождении к основополагающему принципу справедливости. Исключением является, однако, вдохновенная природа, где отношения омонимии, синонимии и ассоциации, рассматриваемые как божественное откровение или как выражение истины из глубин бессознательного, являются самим принципом доказательства. Во вдохновенном мире неисчерпаемые множественные смыслы, таящиеся в языке, сокровища которых раскрываются в поэзии и мистике, составляют форму обобщения наиболее высокого порядка.

³ Так, например, во время событий мая 1968 года можно было легко отвлечь театральную публику от спектакля и заставить ее переключиться от величия репутации к величию гражданственности, поскольку люди были обеспокоены общественно-политическими событиями и не могли абстрагироваться от своих гражданских забот, о которых им постоянно напоминал шум толпы на улицах. Этот диспозитив часто используется в театре для обличения искусственной, оторванной от «реальности» игры актеров на сцене. Так, например, в пьесе Ж. Жене «Балкон» шум восстания за закрытыми ставнями обличает замкнутый мир, уютную извращенность борделя, в котором великие играют в великих. Тщетность замкнутого мира раскрывается в одноактных сценках, спокойствие которых нарушается реальностью внешних криков.

⁴ В условиях крайнего порабощения, как, например, в фашистских концлагерях (Poliak, 1986, 1990), нацисты проводили над заключенными садистские опыты, которые были бы неуместны в отношении к вещам или животным. Это говорит о том, что они признавали человечность своих жертв. В свидетельствах депортированных евреев можно найти много рассказов о волнительных моментах, когда палачи, будто оговариваясь, забывают о необходимости отрицать человечность недочеловеков. Например, врач Освенцима входит в палату, где депортированная, назначенная на работу в госпитале, раздевается. Поспешно отступая, врач просит «прощения». Эти воспоминания запятнаны стыдом, связанным с компромиссом, если жертва приняла от палача признание своей человечности (например, ответила ему взглядом) и извлекла из этого выгоду, то есть спасла себе жизнь.

¹ Используется французское крылатое выражение «l’imagination est la folle du logis» («воображение — это помешанная в доме»), которое связывают с именами Мальбранша, Вольтера и Монтеня (Прим. перев.).

² Перевод цитируется по: Мизес Л. фон. Бюрократия, запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность. М.: Дело, Catallaxy, 1993 (Прим. перев.).

³ Перевод цитируется по: Мизес Л. фон. Указ. соч. (Прим. перев.). Глава 9. Компромиссы ради общего блага

¹ Этот отрывок можно сравнить с афоризмом 3: «Вельможи обладают одним огромным преимуществом перед остальными людьми. Я завидую не тому, что у них есть все: обильный стол, богатая утварь, собаки, лошади, обезьяны, шуты, льстецы, но тому, что они имеют счастье держать у себя на службе людей, которые равны им умом и сердцем, а иногда и превосходят их» (La Bruyere, 1982, p. 226). (Перевод цитируется по: Лабрюйер Ж. де. Характеры (Глава 9). СПб.: Классика, 2008. — Прим. перев..)