Критика криминального разума

Кох в качестве мотива предположил человеческие жертвоприношения, принесение жизней убиенных на алтарь Сатаны в обмен на богатство и власть. Так ведь суеверия, амулеты и магия были обычными инструментами профессии Анны, она с их помощью зарабатывала. Смерть вряд ли могла ее обогатить. И если причина была не в деньгах, как я заключил, то единственным объяснением ее поведения оставалась чистая страсть к Злу. И мне приходилось считаться с возможностью этого. От меня потребуется публично обвинить ее в сговоре с дьяволом. Тем самым я окажусь в неприглядной роли Шпрингера или Инститориса. Я читал их «Malleus maleficarum». [22]В Средние века двое упомянутых недалеких судей обрекли бесчисленное количество женщин на пытки, позор и бесчестье и в конце концов на публичное сожжение во имя святой Церкви. Я принужден буду сделать то же самое во имя Прусского государства. И вполне вероятно, что в анналы истории войду как «Стиффениис, охотник на ведьм эпохи Просвещения».

Сильный стук сотряс дверь, и меня охватило чувство несказанного облегчения. В данный момент любой гость с каким угодно известием был лучше, чем свинцовая тяжесть собственных мыслей.

Глава 20

Массивная фигура офицера Штадтсхена загораживала вход. Лицо его было совершенно неразличимо в темноте. Когда же он вошел в полосу света, то показался мне еще более мрачным.

— Ее поймали? — спросил я поспешно.

Штадтсхен отрицательно покачал головой и протянул мне картонную папку, которую держал за спиной.

— Копка, сударь, — произнес он.

— Значит, не возникло никаких сложностей с поиском информации?

Он отвел взгляд.

— Мне не пришлось долго искать, — пробормотал он.

— Тем лучше, — откликнулся я.

Штадтсхен наклонил голову. Мы стояли лицом друг к другу в чрезвычайно тесной комнате.

— Я просто знал, где искать, — пояснил он. — Я был лично знаком с Рудольфом Копкой. Как только вы сообщили мне, что он дезертир, я сразу понял, где смогу найти бумаги.

Мрачное выражение исчезло с его лица. Челюстные мышцы, казалось, пульсировали от напряжения.

— И где же, Штадтсхен?

— Среди дел погибших солдат, сударь. Его папка была там.

— Погибших? Но я полагал, что Копка дезертировал из полка?

— Да, сударь…

— Военный трибунал?

Штадтсхен отрицательно покачал головой и слабо улыбнулся.

— Нет, сударь.

Я взял папку у него из рук и сел на постель, чтобы прочесть содержавшиеся в ней бумаги. Там я нашел три листа и сразу же обратился к первому.

ДОНЕСЕНИЕ

Утром 26 числа текущего месяца Рудольф Алеф Копка, бывший офицер 3-го жандармского полка, скрывающийся от правосудия, был захвачен поисковой группой в лесу к юго-западу от Кенигсберга. Он находился в самовольной отлучке в течение четырех дней. Никаких мотивов его отсутствия не было установлено. В ходе допроса перед заключением в камеру, проведенного младшим офицером лейтенантом Т. Штауффельном, Копка никак не смог оправдать свое поведение. В результате осмотра тюремным доктором полковником Францихом было установлено, что гортань арестованного серьезно повреждена сильным ударом в горло. Офицер, производивший арест, сообщает, что во время погони и задержания Копка упал с лошади, наскочив на большой, низко нависший сук дерева. Копка будет содержаться в лазарете Крепости до получения показаний и созыва военно-полевого суда.

Подписал: капитан Эртенсмайер, командир батальона.

На втором листе я обнаружил подтверждение медицинского диагноза:

«Перелом гортани вследствие сильного удара в области горла».

Подписано полковым врачом.

На третьем листе имелось свидетельство о смерти, подписанное тем же врачом и засвидетельствованное капитаном Эртенсмайером:

«Заключенный скончался от ран».

И вновь я был поражен неполнотой этих документов. Они напоминали мозаику, в которой отсутствует несколько важнейших частей. Во-первых, кто был тот таинственный офицер, который производил арест, возглавлял поиски Рудольфа Копки и оказался свидетелем несчастного случая, искалечившего Копку и в конце концов ставшего причиной его смерти? Почему в документах не названо его имя?

— Кто возглавлял поиски, Штадтсхен?